Шрифт:
Закладка:
Не сказать, что молодой тирр так уж сильно переживал за жизнь своего сюзерена, но убиение не успевшего обзавестись потомками короля автоматически ставило крест и на перспективах Гианары остаться в живых. Она наверняка будет сопровождать супруга на площади, где станут вешать несогласных с политикой её мужа.
Этот день можно было бы занести в анналы истории уже за то, что дойдя до этой мысли Аллин не кинулся сломя голову "спасать и защищать", а достал лист бумаги, перо и, взвешивая и обдумывая каждое слово, написал письмо эйру Айнтерелу. В письме он, не раскрывая своих источников, изложил предупреждение о крайне вероятной угрозе королевской чете и свои соображения, что можно предпринять, чтобы их предотвратить. Стало ли причиной столь взвешенной реакции осмысление всех предыдущих залётов или присутствие в описании проблемы рядом с именем Гианары ещё и её коронованного супруга, то осталось для истории неизвестным.
***
- Жители славного города Ограса! Слушайте и не говорите, что не слышали! Завтра в полдень, на площади горшечников будут казнены бунтовщики, посмевшие клеветать на нашего, милостью Творца, славного короля Винсента I. - распинался на небольшом пятачке на пересечении двух улиц глашатай. Сегодня ему и ещё нескольким десяткам его коллег предстояло оповестить горожан об намечающемся "увеселительном мероприятии", дабы обеспечить подобающую массовку из любопытствующих зевак.
Два стражника, нёсших свою караульную службу около приютившегося здесь же в закутке небольшого рыночка, лениво посматривали то на вестника монаршей воли, то на мрачных, спешащих по своим делам прохожих. Всего несколько месяцев прошло с момента исчезновения короля Эдмера, а как переменился и город, и люди!
- Пойдёшь смотреть завтра на казнь? - лениво спросил молодой стражник своего более возрастного товарища.
Тот мрачно сплюнул и взглянул на юнца тяжёлым, задумчивым взглядом:
- А сам как думаешь, салага? Ведь прекрасно знаешь, кого и за что будут вешать. Зачем тогда спрашиваешь?
- Ну, я так, поинтересовался… -нерешительно ответил молодой воин, - Сам думаю сходить. Интересно всё же.
- Дурак! - недовольно бросил ему старшой, - Намнут тебе там рёбра. И поделом!
- Думаешь, будет драка?
- Если очень сильно повезёт ребятам, кому в оцеплении завтра стоять, - мрачнея на глазах возразил умуюрённый жизнью стражник.
- Это как понимать? - молодой повернулся к напарнику и уставился на него совершенно ничего не понимающим взглядом.
- Как есть — дурак! - рассердился тот, - Сам что ли не слышал, о чём по кабакам судачат? Знаешь ведь, что приехавшие из Мреля бают. А ведь тех, кого вешать будут, о том же самом талдычили. Вот и думай, паря, куда ветер дует.
Мужчина отвернулся, окинул взглядом охраняемую площадь, скривился непонятно по какому поводу и зло продолжил:
- Какая-нибудь истеричная баба начнёт ни с того, ни с сего голосить, тут такое может начаться… Толпа, она такая, никогда наперёд не знаешь, как себя поведёт.
***
Плотники, трудившиеся в поте лица несколько дней подряд, успели возвести все необходимые сооружения на площади горшечников, на которой публичные казни не проводились уже многие годы. Но сейчас новенький эшафот, весело светя свежими досками, ждал первых "пациентов". А напротив него расположилась ложа для особо почётных зрителей. Не то, чтобы предполагалось большая продолжительность намечающегося действа, но традиции требовали обставить присутствие главы государства с надлежащей помпезностью.
В полдень все подъезды к площади горшечников были забиты злыми и хмурыми мужиками. В толпе практически отсутствовали женщины. Да и детей было несравнимо меньше, чем обычно являлось на подобные "гулянья". Немногочисленные аристократы, оказавшиеся на площади, своими угрюмыми физиономиями не сильно отличались от простолюдинов. Однако причины их мрачного настроения были несколько иными, чем у незнатного люда.
Несколько предыдущих дней все лояльные короне советники в один голос пытались уговорить короля помиловать бунтовщиков и отменить казнь. Как бы знать не привыкла плевать на настроения плебса, но наиболее умные и опытные всегда видели черту, которую переходить не следует. А недавно дорвавшийся до верховной власти двадцатилетний юнец ещё не набил шишек и был уверен, что солнце зайдёт на севере, если он издаст соответствующий указ. Потому и настоял на публичной казни тех, кто посмел оспаривать его право творить, что вздумается. И никакие доводы не могли поколебать его уверенность в своей правоте.
Возможно, если бы к возражающим добавила свой голос и любимая супруга, он и пересмотрел бы своё решение. Но Гианара категорически отказалась вмешиваться, как бы ей не намекали на подобную необходимость. С её светлоэльфийской колокольни и куцым жизненным опытом ситуация была предельно простой и ясной: король должен проявить твёрдость и заставить считаться со своими решениями. И точка. Посему на вопрос мужа она скромно потупила глазки и сказала, что слово владыки - закон для подданных, а любые возражения — есть бунт против законной власти.
Когда в назначенное время к трибуне для особо важных персон подъехала королевская карета, толпа недовольно зашумела и заулюлюкала. Под недовольный рокот и свист из показались король и королева, сохраняющие надменно-безразличные выражения лиц. Однако те, кто стоял ближе всех заметили небольшую заминку, поскольку в карете осталась сидеть ещё одна женская фигура, которая категорически отказалась выходить. Винсент, хоть и был изрядно раздражён демаршем сестры, не рискнул настаивать и выдёргивать Элеонору насильно.
Короткая, но яростная перепалка внутри августейшего семейства не укрылась от зорких глаз и чутких ушей ближайших наблюдателей. Уже через несколько минут слух о том, что принцесса поссорилась с братом, требуя помиловать приговорённых, стал распространяться по площади со скоростью степного пожара. Как ни странно, хоть никто из посторонних не расслышал ничего конкретного из скоротечного спора, но причина ссоры и в самом деле была в том, что Элеонора категорически не одобряла действия старшего брата. Всю дорогу она пыталась его убедить, что не стоит начинать правление с несправедливых казней. Однако тот, исходя из собственных представлений о надлежащем поведении идеального владыки, велел ей замолчать и не лезть не в своё дело.
Не успели король с королевой занять предназначенные для них кресла, как над толпой отчётливо прозвучал призыв: "Долой изменника! Да здравствует королева Элеонора!". Винсент с Гианарой совершенно
