— Да с Земли — проворчал я, наклоняясь за забытым чаем и попутно чуть ли не случайно натыкаясь рукой на гостеприимно открытый портсигар Митомира и цепляя самокрутку — Черт… значит и покурим… Спасибо.

— Да травись на здоровье. А про внешние поставки и мне интересно услышать. Ты почему решил, что сюда хоть что-то кроме нас грешных забрасывают с планеты родимой?

— Мы мало что носим в карманах — напомнил я — А в наши современные времена чаще всего в кармане человека только телефон и связка ключей от дома. Люди курят все реже, болеть болеют, но анальгин и аспирин редко у кого в кармане окажутся. Разве что в сумке женской — сначала я во всем грешил именно на легендарные по своей вместимости и предметной разнообразности женские сумки. Но потом подсчитал… прикинул… и понял, что цифры не сходятся. Откуда сигареты в торговле? Откуда лекарства в торговле? Откуда постоянно вылазит чай? Пусть дешевый — что тоже характерно — но именно настоящий черный чай. Наше производство — таким чаем и такими сигаретами забит любой сетевой магазин. Но это там… а здесь откуда? Я может и ошибаюсь, но вот верится мне, что я слишком многого не знаю о здешней тюремной системе… — глубоко затянувшись, я, прислонившись затылком к стене, выпустил длинную струю дыма и, машинально следя за ней взглядом, добавил — Курильщик сигареты редко продаст. Хлеб — да. Хлеб продаст или поменяет на сигарету. А вот курево… пусть даже в рюкзаке у него пара купленных блоков… не продаст. Оп-па…

Торопливо затянувшись, я выпустил еще одну дымную струю, указал на нее пальцем и… на наших глазах струйка дыма вдруг исчезла в тонкой щели между стальными панелями стенной облицовки.

Глава 9

Путеводный дым. По следам Вудро.

Третью дымную струйку я выпустил у самого пола и невидимый воздушный поток тут же подхватил ее, протащил по стенной обшивке и снова втянул его в ту же почти невидимую трещину между панелями. Прижавшись ухом к нагретому металлу, я вслушался…

— Да неужто… — начало Митомир, но наткнувшись глазами на мой укоризненный взгляд виновато замолчал, потоптался… и тоже прислонился головой к стене. Но его опередила Милена, занявшая позицию на уровне моих коленей — там, где дым начал втягиваться.

Мы довольно долго простояли у стальной стены, прижимаясь ушами к трещине, с замиранием сердца старательно вслушиваясь. Постепенно наше взбудораженное открытием и резкими движениями дыхание стихло, одежда перестала шуршать, замерла нервно шаркающая обувь Митомира. Повисла спокойная ровная тишина…

Изо всех сил мы силимся услышать хоть что-нибудь…

И вполне возможно, мы не услышим ничего… или выдадим любой шум за нечто значительное и настоящее…

«Помнится во времена моего солнечного детства пригласила нас соседка на день рождения. Меня и бабушку. Всего нас было в той избенке четверо — она со своим внучком, с кем я изредка мяч в стенку пинал, да мы с бабушкой. Торжественная часть мероприятия длилась недолго — разрезали слоеный домашний торт, слепленный из разноцветных покупных вафель, разлили чай по чашкам, да на этом все и кончилось. Мы с другом отсели к старому телеку и, удерживая на коленях солидные куски вкуснейшего торта, жадно ели, стараясь не уляпать праздничные футболки и шорты. Показывали мультфильм «Ну погоди», где волк катил на асфальтном катке. А за нашими спинами беседовали старые женщины. Вернее одна хвасталась, а другая терпела ее наивные слова так долго, как могла. И даже выпитые моей бабушкой пару рюмочек коньяка не помогли ей сдержаться, и она сердито шлепнула ладонью по столу.

— Ты брось! — сказала она согбенной подруге — Чем ты мне в лицо тычешь?

А предметом гордости старушки соседки была не слишком большая перламутровая морская раковина с черноморского курорта. И она, протягивая подруге эту раковину, повторила с улыбкой:

— Так дочка прислала. Ты вслушайся в ракушку-то! Шум моря услышишь! Мне дочка так и сказала, как с курорта вернулась и внучка завезла — ты мол послушай, мать. Море услышишь!

— А притчу из сборника читала про Ходжу Насреддина? — сердито спросила моя бабушка — Я давала тебе книгу. Прочла ее?

— Так и лежит у кровати нераскрытая. Где время сыскать… А что там? Тоже про море?

— Там умная притча про платный запах шашлыка и то, как за него расплатились звоном монет — проворчала бабушка и по ее голосу я понял, что она уже пожалела о своей вспыльчивости и сейчас неумело пытается замолчать, но ее натура не дает этого сделать — Вот и дочурка твоя ненаглядная тебе внучка на лето забросила нянчиться и кормить, с собственных рук сбросив, а с тобой за хлопоты шумом морским заплатила, а не самим морем…

— Ты… ты чего такое говоришь?

— Да ничего… — вздохнула бабушка и, обернувшись, я увидел, как она удивительно ласково гладит подругу по ее седой неумело расчесанной голове — Ничего, родненькая моя… ничего… Ты наливай еще по одной. Выпьем. Споем…

— Ой налью! А потом еще тебе сувениров морских покажу… Ох… вот ты как брякнешь странного! Не дай боже и внучок от тебя этого наберется! А раковина красивая… шумливая… будто сама там побывала!»

Лживый шум морской из дешевой ракушки. Обманка.

Может и мы сейчас обманываемся, с надеждой прижимаясь ушами к стене…

Но… обман это или нет, но в повисшей тишине я услышал ровный и чуть скулящий звук, который ни с чем не спутать. Там за стеной шумел пусть не ветер, но достаточно сильный воздушный поток. Глянув на Милену и старика, по их глазам я понял, что шум мне не привиделся.

— А ведь здесь он и покуривал — задумчиво произнес Митомир, выпрямившись и уперевшись ладонью в стену — Редко, но покуривал — и чаще всего здесь. Поодаль от всех. Может вот так же устало стоял, где ты, пустил дым вдоль стены… а дым и утянуло.

— Скорей всего так и было — задумчиво произнесла Милена, подтягивая к себе протезы и с азартом рассматривая массивные стальные панели — Этот технический коридор отличается. Сталь внутри Пальмиры редкость. Тут больше бетон и кирпич.

— Верно говоришь — подтвердил старик.

— Это не может быть обычной дверью — продолжала инженерша, даже не услышав Митомира — Но вряд ли это какой-то потайной ход. От кого скрываться? От Столпа? А вот разместить здесь какую-нибудь редко использую часть системы ангара вполне разумно. И скрыть все не дверью, а стенной