Шрифт:
Закладка:
Вот такого замечательного, впавшего в идиотизм вождя и привезли моим верным соратникам полицейские. Но ничего, опытный Серега знал, как реанимировать вождей-идиотов. Он распорядился влить в меня стакан водки. Именно водки, слыхал, наверное, от долго живших в России родителей, что это лучшее средство для русского человека. Помогло; по крайней мере я отвлекся от единственного осмысленного и полезного занятия – дыхания, огляделся по сторонам, заметил Сергея и едва заметно кивнул ему. Он меня понял, сказал, чтобы еще стакан водки налили. Его я уже выпил сам. Сладкий морок жизни на короткое время вновь вернулся ко мне. Я смог заплакать. Это показалось счастьем… подлые русские алкогольные слезы, их еще Достоевский воспевал, и теперь я знаю, почему… Путаясь в соплях и слезах, давясь потекшей после долгого сушняка слюной, я рассказал товарищам, что произошло. Хорошие они парни, лучшие из возможных в этой грустной вселенной… Утешали меня, обнимали за плечи, вытирали слюни и сопли. На миг показалось, что все не так уж плохо, – рядом есть друзья, они помогут, поддержат в трудную минуту, поймут, простят… И тут один из них, не помню, кто именно, сказал:
– Да чего горевать, Айван, я вообще не врубаюсь, как ты удержался, две красивые телки-лесбиянки в одной постели – это мечта любого мужика! Ну нырнул бы к ним третьим – и все дела, и зажили бы вместе счастливо!
Он был пьян, мы все были пьяны, и он тоже хотел меня подбодрить. Но сладкий морок жизни сразу развеялся. Честность наступила. Отрезвление… Никто никого не понимает и никогда не поймет. Чужое горе в лучшем случае повод для мимолетного сочувствия, а потом – снова в поток и бодро шевели плавниками, чтобы в сети не попасться… Я сам такой… был таким. Выражаю скорбно соболезнования родственникам усопшего, а через пять минут после похорон рассказываю приятелю веселый анекдот. Этот парадокс описывается отличной, все якобы объясняющей фразой – “Жизнь продолжается”. Да, продолжается. Подлая, обманная, изворотливая жизнь. И будет продолжаться вечно… Проблема заключалась в том, что я больше не мог жить такой жизнью. Выдохнув последние молекулы испаряющегося сладкого морока, я тихо произнес:
– Суки вы. Будь оно все проклято…
И опять задышал.
Вдох – выдох. Вдох – выдох. Вдох – выдох…
Далее, до самого ареста, с людьми я почти не разговаривал. Только дышал.
Высокий гость
Несколько дней после катастрофы я ни с кем не общался. Вставал утром, чистил зубы, одевался, смотрел в стену и дышал. Потом раздевался, ложился в кровать, снова дышал и незаметно засыпал. Наутро порядок действий полностью повторялся. Умненькие мальчики по первости меня не доставали. Решили дать время очухаться. Потом пришел Сергей, говорил чего-то, а я дышал. Потом Сергей притащил профессора-психолога, врач велел раздеться, сказал: дышите – и я задышал с утроенной энергией. Видимо, меня признали в целом здоровым, потому что в больницу не увезли. Я смутно помню, как профессор бубнил что-то о нервном срыве и о времени, которое необходимо, чтобы с ним справиться. В принципе, профессор не ошибался, с вами же я говорю…
Примерно через пару недель слухи о присоединении к нам трех штатов дошли до рыжего придурка. Мой испуганный помощник без разрешения ворвался в спальню и приложил к моему уху телефон. Уж чем его напугал Рыжий, я не знаю, но хорошо, что напугал. Я тогда занимался обычным для себя делом: сидел на краешке огромной кровати, смотрел в стену и дышал, поэтому сильно удивился, когда в моем ухе раздались гнусавые вопли рыжего придурка:
– Ты что творишь, ублюдок?! Мы же договаривались, мы договор подписали, так нечестно! Немедленно приезжай на ассамблею ООН в Нью-Йорк и публично подтверди наши договоренности, а иначе… Иначе, клянусь богом, я в щепки разнесу и вашу долбаную республику, и тебя вместе с нею. Богом клянусь, разнесу!!!
Вопли сильно мешали дышать, от них в голове рождались совершенно лишние мысли. Я стал дышать глубже, но они никуда не уходили. “О господи, – подумалось, – и этот придурок туда же! Чем подлее негодяй, тем больше он говорит о честности. Я тоже говорил, подлый самый потому что. Но я-то осознал и теперь дышу, а он: «Честно-честно, честно-пречестно». Да стоит мне только приземлиться в Нью-Йорке, пристрелит он меня как собаку или в лучшем случае арестует”.
Я сделал знак помощнику, отстранился от трубки и усиленно, чугунным громыхающим паровозом, запыхтел. Дышал так, что голова закружилась. И у меня почти получилось. Ненужные мысли растворились в дыхании – все, кроме одной. Колола она меня, царапала, никак не давала успокоиться. Ее я тоже хотел уничтожить, но вдруг понял, что не такая уж она и ненужная. Помощник нерешительно топтался рядом с телефоном в руке. Из трубки все еще раздавались гнусавые вопли рыжего: “Приезжай, ничего тебе не будет, мы обо всем договоримся, честно, честно-пречестно…” Подозвав жестом помощника, я выдохнул в телефон: “Да”. Набрал побольше воздуха и опять выдохнул: “Приеду”. Потом нажал на кнопку отбоя, отдышался и произнес еще одно слово: “Самолет”. Помощник радостно бросился исполнять приказание.
Вы спросите, почему я это сделал? Даже не знаю… Дышать, безусловно, занятие весьма осмысленное, но уж больно скучное и мучительное. Как изучать сопромат или математику на 7D-аттракционе в Диснейленде. Втайне я надеялся, что Рыжий шлепнет меня прямо в воздухе. Скажет, несчастный случай, и хрен кто чего потом докажет. И вся эта бессмыслица кончится. Мне даже пилотов тогда жалко не было, потому что у них тоже бессмыслица. Вот в каком я был состоянии… С другой стороны, я вполне допускал, что Рыжий меня не убьет, а посадит в тюрьму и станет мучить. Ну и что? Тоже своего рода аттракцион, вроде комнаты ужасов. Так оно и получилось, меня арестовали прямо в аэропорту и поместили сюда. Дальше вы знаете.
Спасибо, Капитан, что заставили меня выговориться. Восемь лет ни с кем не говорил. Даже с собой… А говорить полезно. Оказывается, душа нужна только для того, чтобы ее излить. Излить в этот грустный мир и уйти успокоенным. Наверное, так и нужно сделать… Необходимость жить отпала, как корочка с расчесанной ранки. Восемь лет в тюрьме, в молчании и созерцании стен-экранов… Зажило, засохло и теперь отваливается. Правда, вместе со мной. Ну и ладно… Я уже обошел весь парк аттракционов. Американские горки, русские, падения, взлеты… Всё у меня было – деньги, слава, любовь, преступление, наказание, раскаяние… Я перепробовал все аттракционы, доступные человеку. Мне пятьдесят, я многое успел, катался по Fast Pass, этот билет дорого стоит, трудно его купить, а я купил, но и цену заплатил огромную… Теперь финальный, самый захватывающий аттракцион под названием “Смерть” – и на выход…
* * *
Капитан Немо набычился, покраснел, встал со стула, сделал несколько шагов по направлению ко мне, остановился… За все восемь лет нашего общения я никогда его таким не видел. То ли убьет, то ли расцелует, то ли нос откусит. Я инстинктивно вжал голову в плечи. Оказалось, не зря вжал: Капитан, постояв недолго посреди камеры, решительно, с каким-то утробным воем, бросился в атаку. Ожидая ударов, я зажмурился – и вдруг почувствовал, что к моей щеке прижимается его щека, причем горячая и мокрая. “Мокрая?” – удивился я и осторожно приоткрыл один глаз… Капитан рыдал взахлеб, судорожно обливаясь слезами и всхлипывая, как маленький ребенок.
