— Так про что твой дед заикнулся? — сурово спросил он.

— Мелкие фиолетовые медузы, летящие по воздуху из вскрытых личных комнат Вишневских, — ответил я, поскольку смысла скрывать эту информацию не было. — Ловятся тяжело, фиксируются плохо, горят с трудом. Какую опасность представляют, не знаю, потому что ни одной не удалось долететь ни до меня, ни до… моего деда.

Отпираться от родства с Лазаревым я счел неразумным. Все равно это известно любому заинтересованному лицу.

— Наверняка он именно про это говорил… — тихо пробормотал полковник больше для себя, чем для меня.

— Кто «он»?

Загадочный «он» наверняка был кем-то из начальства Ефремова, и этот «он», похоже, дал указание разузнать, что твориться в поместье, какая вероятность, что оттуда вырвется что-то опасное.

— Неважно. А Андрей Кириллович что сказал, когда увидел?

— Что никогда такого не видел и не слышал.

— А твой учитель?

Он явно имел в виду Варсонофия, пришлось ответить, стараясь максимально ничего не выдать:

— Сказал, что похоже на каких-то демонов, порабощающих мозги, но не типичных. Насколько нетипичных, мы решили не узнавать, уничтожать сразу.

Полковник задумался. Руки его при этом жили собственной жизнью: то потирали друг друга, то начинали выплетать заклинания, но тут же развеивали. Следил я больше за руками, чем за самим Ефремовым, чтобы в случае чего успеть среагировать. Но он контролировал свою магию в достаточной степени, чтобы не разбрасываться, а вот мысли нет.

— Ярослав, а как бы нам ее зафиксировать и вынести для изучения? — выдал он.

— Никак, — резко ответил я. Еще чего не хватало, тащить секреты Вишневских наружу вместо того, чтобы зарывать их глубоко под землю. После того как испепелить, вестимо. — Это создание поместье не покинет. Ни живым, если оно живое, ни мертвым, никаким вообще. Варсонофий сказал, оно опасно, поэтому оно будет уничтожено сразу, как мне попадется. И это не обсуждается.

— И в кого ты такой разумный? — проворчал Ефремов. — Я же пришел тебе на помощь? Вот и ты помоги мне. Такую тварь надо изучить, чтобы уметь ей противостоять.

— Огнем уничтожается, больше ничем. Этого достаточно, чтобы противостоять. Нет, Дмитрий Максимович, если что-то из дряни Вишневских и покинет поместье, то только в порошковом виде. Да там осталось всего две комнаты: главы клана и его супруги, если судить по схеме, которая у меня есть.

Я с грустью подумал, что если у супруги был такой симбионт, им придется пожертвовать в случае, если Ефремов все-таки пойдет со мной и захочет посмотреть на уничтожение. А ведь ее знания должны касаться как раз тех вопросов, которые мне нужны. Но возможно, это знак, что использовать тварь вообще не нужно?

— А в комнатах что интересное было? — продолжил Ефремов.

— Понятия не имею. Я туда не захожу. Подтягиваю мумию щупом, фотографирую, сжигаю, а потом выжигаю все в комнате полностью.

Ефремов потерял дар речи. Он сидел, открывая и закрывая рот, и смотрел на меня как на святотатца. Продолжалось это недолго.

— Как ты мог? — возмутился он. — Это нерационально! Там же могли находиться документы, ценные вещи и вообще…

— И вообще гнезда вот таких вот фиолетовых медуз, — парировал я. — Оно мне надо? Я лучше все вынесу, чем буду думать, что в комнате где-то зреет бомба, которая рванет тогда, когда этого никто не ожидает. Я потому и делаю все медленно, чтобы ничего не пропустить — не хочу стать причиной мора в целом городе, а то и в стране.

— Думаешь, оно так опасно? — скептически спросил Ефремов.

— Варсонофий говорит — очень, — привел я самый убедительный довод. — Сказал мочить сразу, как увижу, а то беда будет. Вы думаете, он неправ? Я проверять не хочу.

— Может, ты и прав, — неохотно решил Ефремов.

Разговор закончился сам собой, потому что мы доехали. Ефремов вылезал не торопясь, как положено в его солидной должности. Но при этом отправлял сканирующие заклинания, уверенный, что никто этого не замечал. Не замечал этого только Иван, да и то потому что не был магом. Серый вопросительно на меня посмотрел, я пожал плечами: мол, пусть человек развлекается, не жалко. Сам-то я уже выжег очередные наблюдательные устройства, дождался, пока разочарованный полковник вылезет, поставил на машину защиту, после чего подошел к куполу.

— Все готовы?

Ефремов неторопливо приблизился, я сделал разрез в куполе, в уверенности, что полковник внимательнейшим образом следит за моими руками, чтобы понять, что я делаю. Но тут не за руками смотреть надо, а за потоками маны, которые он не видит без специальных приспособлений.

Мы зашли внутрь, и я закрыл разрез, на что полковник отреагировал сдавленным кашлем и вопросом:

— А мы точно выйдем?

— Точно-точно, — заверил его Серый. — Мы уже столько раз входили и выходили, и ни разу не возникало проблем.

— Для начала, Дмитрий Максимович, я предлагаю вам обойти ограду и убедиться, что между ней и куполом не осталось не только химер, но и их останков.

Ефремов посмотрел по сторонам, скривился и сказал:

— Ну уж нет, поверю вам на слово. Не такая это интересная экскурсия, чтобы тратить на нее время. Но вы сказали — с этой стороны. Что, с другой остались?

— Один, разумный, не до конца превратившийся, — ответил я. — Так что вы не пугайтесь, если что. Он не опасен.

— Если что, я способен себя защитить, — сухо сказал полковник, явно обидевшись.

— Я в этом не сомневаюсь. Я боюсь за Сереженьку.

— Сереженьку?

Он недоумевающе повернулся к Серому. Пришлось пояснить:

— За химеру. Он выглядит страшно, можете убить его прежде, чем поймете, что он безобиден.

Ефремов глухо хохотнул.

— Не беспокойтесь за Сереженьку. Я пришел сюда не убивать.

А контролировать, закончил я за него, потому что полковник явно рвался проверить, какие тайны я уже выудил из особняка. Что ж, я даже последнюю мелкую медузу готов прибить при свидетелях, лишь бы тайны особняка Вишневских не просочились наружу.