свои старики темничные. Прекрасна девица кричит, что крепче тяните его, а ён говорит, что крепко тянут, сердце лопает. Вздынули его на аргане высоко над прекрасну девицу; ён голый и ёна без рубашки. Прекрасная девица на перине, и ён крикнул: «Ре́бята, горят». Ены ремни отпустили, и ен крикнул: «О, робята, царской дворец горит, о робята (старики), великий пожар!» Ены спугались, ремни с рук и спустили, самы на пожар ушли, а пожару и нет, а Иван Поповиць с милой прекрасной девицей на кисовой кровати почивает.

Ну тут юж ёны стали пер водить (пер перовать), замуж ёна походит за него, за Ивана Поповиця. Пришли в храм божий, повенчали их. Не долго Ванюшка жил, полтора года только. Стала проситься прекрасная царевна в гульбу с ним. «Пойдем, Иванушка, гулять!» Приходили ены к быстрой речке, где крест поставлен, где стоит амбарушка, где сидит Соловей-розбойник. Скричал Соловей-розбойник: «Иван Поповиць, отопрешь ли мне, али нет?» Он говорит: «Я не смею» (все-то Иван Попович упирается, что не смеет). Милая прекрасная царевна говорит: «Я отопру». Иван Попович скаже, чго «худо будя, как отопрёшь». — «А я, скаже, отопру не боюсь никого».

Взяла ёна, о́тперла амбарушку, выходит Соловей-розбойник. Плеча у него аршинны, лоб у него четвертинный, голова как пивный котел, росту ёго сметы нет. Крикнул Соловей-розбойник своим голосом соловецкиим своим карабельщикам. Скоренько карабли ему подгнали. А смотрит прекрасная царевна на Соловей-розбойника, жалко спустить ёго. Соловей-розбойник подошел, хватил её за середку, клал на караб, увез к свою сторону.

Оставается Иванушка нещастный, сын Попов: «Говорил мне Соловей-розбойник, спусти меня на волюшку, тогда получишь себе добра (впереди шел, как соловей ему выговаривал), а как не выпустил, так не получу добра, все свое добро стерял». Пошел Иванушка опять путем-дорогой шатается, приходит к старушке в избушку ночью попросился. Старушка нанимает ёго пастухом: «Иди ко мне в пастухи нетёлок пасти; есть у меня пять нетёлок и бычек».

Вставал Иванушка поутру, сделал со старушкой ряду «Ежели пригоню к ночи, так десять рублей», а не пригонит, так рублей двадцать с нёго. И ён выгнал на темный лес скотину, а ёны убежали проклятые во дикую корбу, чтобы не найти мни нещастному пастуху, и ён проходил день до вечера, ни одной нетёлочки в глаза не видал, взял с кормана, вынял шерсть, что лев зверь дал ему, клал ён из руки на руки, спомянул ен лев зверя: как лев зверь был бы, так скотинку пригнал бы. Лёв зверь бежит да и скотинку гонит к нёму. Срадовался Ванюшко Попов сын: «Полно тебе, Ванюшко, горевать, пойдем в мое царство воевать». — «А поди, миленькой, ты домой, а я погоню скотинку к старушке домой».

Пригнал домой скотинку. «Принимай, бабушка, нетёлки, а денюжки подай». Ен денюшки от ней получил, а старушка стала пасти звать на другой день. «Поди, я денег дам много тебе, дам рублей тридцать на этот день, а если не пригонишь, от тебя сорок» (ряду делает). Тут начала она нетёлок бить ломать, чтобы ёны пастуху в руки не шли, чтобы шли дальше. Угнал пастух на долину, чтобы здесь сохранить свою скотину. Ены ушли во болотища топущие, где добры люди не ходят; однако пастух головой пошатал, сам не знает, как найти скотину. Выдумал он сам про себя; есть у меня медвежьей шерсти клочек в кормане. Вынял ён шерсть из корману и взял из руки на руку перекладывать: сказал мне медведь, что шерсть мою в ручки возьми, да меня вспомяни, да и я буду у тебя. Ну медведь бежит, нетёлок к нему гонит. Тут сказал медведь: «Полно, пастух, тебе горевать, пойдем в наше царство воевать». — «Мни нельзя, говорит, итти, надо коров к старухе согнать, а надо деньги получить».

Ну пригнал ён коровушек к старушке домой. «Давай, старуха, деньги мои, зажилые мои, коровушки дома твои». Старушка деньги отдавала, вперед его нанимала на третий день. Еще денег дороже ему давала, ёна ёму давала пятьдесят рублей, а от нёго шестьдесят (она все выше себе берет, а ниже ёму дает). И, господи, стала доче́рей (этих нетёлок, это ее дочери) бить и говорить: «Так бежите в синёе море, и ён как выгонит вас на луг, так вы падите в синёё морё». И ён пастух выстал по утру и согнал скотину на долину; тут нетёлки розбежались, пали в синёе море. Стал пастух думать, годать, как их с воды достать. Пришел на берег на морской, лежит щука во весь берег; смолится щука пастуху: «Ах, милый Иван Попович, спусти меня к воду, так я сгону твоих нетелей прочь». — «Погоди, щука, я доставлю и тебя к воду».

Хватил шерсти в пясь к себе (взял из кормана шерсть лев зверя и медведя) и взял перо черного ворона. «Вы говорили мне, что я как буду у беды, так вы будете у меня, так выручите от беды меня». Черный ворон налетает в море, падает, этих нетелей доставал. Лёв зверь набегает, и медведь скачет к пастуху в помощь. Росплачется Иван: «Ах же милы зятева́ мои, не оставьте горевать меня, спустите эту щуку в синёё морё» (щуку пехнуть надо в синёё море, за тым что нетёлей оттуда выгонит). Лев зверь кинул лапу на щуку, а медведь и дви (у лёва видно силы более), спёхнули щуку в море; в море щука стрепехталась, а нетели с моря в гору побежали, а пастуху то и надо: ворон хватил быка за верхо́вища, так и тащит с воды. Говорит ворон: «Гони Иван скотину домой, не бери больше себе пасти».

Пригнал пастух скотину к старушке. «Давай, старушка, мне-ка денюжки», а у этого у быка глаза выклеваны, а у девушок косы повырвана. Сдогодалася старушка: не надо бы этакого вора пастуха, извел ён скотинку мою: у быка глаза повыкопаны, у дочушек косы повырваные. «Не говори, не говори, старуха, денюжки подай, вот что». Иван Попович говорить буде: «Я тебе нещастную сделаю, если денег не подашь, звери тебя росторзают, ворон глаза выкопает». — «Ах, ах, погоди, молодчик, я денег сподоблю». Сходила в амбарушку, отчитала ему денюшки. «Поди, Ванюшка, дурак поповский сын, больше ко мне вечно не ходи». Лёв-зверь берегёт и медведь и черный ворон, берёгут ёго все тройкой. Вышел Ванюшко от старушки с избушки, спомнил лютых зверей своих: «Где мои милые звери?» И звери стоят у нёго колен. Лев зверь хватил Иванушка за плечка, посадил себе на спинку