От той-то от святой-то крови

Загорится матушка сыра земля:

Со восхода загорится до запада…[167]

После этого космического переворота и начнется Страшный Суд.

Вторая причина, обусловившая актуальность Страшного Суда, заключалась в самом понимании мировой истории в Средние века. Ведь история представляла тогда замкнутый цикл, который легко поддавался обозрению. История, даже если считать от сотворения мира, начиналась всего лишь за 5508 лет до Рождества Христова, а конец света ожидался в ближайшем будущем. На Руси в XIV и в XV веках широкое хождение получила теория, согласно которой конец мира и светопреставление намечались совершенно точно и конкретно на 1492 год. Потому что в этом году истекало седьмое тысячелетие от сотворения мира, а мир должен существовать только семь тысяч лет, что соответствовало бы семи дням Бытия. И эта дата зафиксирована документально в пасхальных календарях. А дни Пасхи каждый год меняются и высчитываются на особицу. И вот старинные таблицы доводили расчет лишь до этой круглой даты, до 1492 года по нашему счету, т. е. до семитысячного года от сотворения мира. А после этого, в конце, следовало предостережение: «Здесь страх, здесь скорбь, так же как с распятия Христова этот круг начинался, и в этом году будет конец света, в нем же чаем и всемирное Твое (Христово) пришествие».

В ходе русской истории появлялись и другие прогнозы о конце света и Страшного Суда. Но так или иначе человек Древней Руси жил в достаточно четко очерченном и замкнутом кругу своих исторических представлений, и история эта должна была скоро окончиться.

Следующая причина, заставлявшая напряженно ожидать Страшного Суда и много думать об этом, заключалась, по-видимому, в самой жизни, для простого народа нелегкой. Многие исторические бедствия, которых на Руси было достаточно, воспринимались как непосредственное предзнаменование скорого конца света. Да и хронические социальные болезни наталкивали на ту же мысль. Жизнь, казалось, становится все хуже и хуже, и люди ведут себя все безнравственнее — значит наступают последние времена. В этом свете Страшный Суд рисовался как торжество справедливости, в которой особенно нуждались низшие, наиболее страдающие слои населения.

В одном из вариантов духовного стиха о Страшном Суде есть весьма интересное противопоставление Страшного Суда земным судам и судьям, которые возбуждали в народе особенно горькое чувство несправедливости, сплошь и рядом решая дела в пользу богатых и сильных мира сего.

Судей было легко подкупить, и это было сущим бедствием на Руси для людей неимущих. В духовном стихе говорится, что отделением праведников от грешников руководит Архангел Михаил с помощью огненной реки. Праведники спокойно переходят огненную реку, «ровно по суху и ровно по земле», огонь их не трогает, и направляются прямо в рай. А далее сказано:

Грешные рабы беззаконные

Оставались за рекой за огненною,

Вопияли во многие разные голосы:

— Свет наш, Михаил архангел,

Грозных сил воевода!

Переведи нас через огненну реку,

Возьми ты от нас злата-серебра,

Мелкого-скатного жемчугу,

Пускай нас во царство, во небесной рай!

Речет им Михаил архангел,

Грозных сил воевода:

— Вы гой еси, многогрешные, рабы беззаконные!

Здесь судья вам неподсудливая,

Здесь судья вам с Богом праведная:

Судь судим мы по праведному,

Делаем повеленное,

Не берем ни злата, ни серебра,

Ни скатного-мелкого жемчугу,

А берем только души праведные…[168]

Грешники пытаются дать взятку Архангелу Михаилу, как привыкли это делать в земных судах. Но не тут-то было. Вот почему нужен Страшный Суд.

Наконец, тема Страшного Суда и скорого конца света резко возросла в той народной среде, которая в XVII веке откололась от официальной церкви и стала подвергаться тяжелейшим религиозным гонениям…

Глава девятая. Бродячая Русь

Носителями народной веры зачастую выступали паломники и странствующие богомольцы. Этот широкий круг смыкался порой с нищей братией, но отличался людьми начитанными и наслышанными. Их называли — «каликами перехожими». Слово калика — латинского происхождения, по названию специальной паломнической обуви: caligae. В старину на Руси это слово путали с другим — «калека». Потому что в виде «калик перехожих», поющих духовные стихи и собирающих милостыню, выступали большей частью нищие слепцы — калеки. Однако «калики перехожие» совсем не обязательно калеки и не обязательно нищие. Порою это были люди состоятельные, которые пускались в дальнее странствование в Царьград или в Иерусалим — не в одиночку, а большой общиной или дружиной и заказывали по дороге молебны, нанимали проводников. Известна былина, которая может рассматриваться также в качестве духовного стиха — «Сорок калик со каликою». Она повествует о каликах, которые больше похожи на могучих богатырей. Да и одеты они богато:

Лапотики на ножках у них были шелковые,

Подсумочки сшиты черна бархата…

На головушках были шляпки земли греческой…

Это красивые и сильные молодцы. От их крика дрожит земля, падают маковки с теремов, и князь их принимает с великими почестями. В одном из вариантов литовский король им говорит:

— Не калики есте перехожии,

Есть вы русские могучие богатыри…[169]

Но это все-таки не богатыри, а калики, т. е. паломники, и потому они не совершают воинских подвигов, хотя и наделены богатырской силой. Обладают они и чудесной, святой силой. Скажем, их атаман дует «святым духом своим» на молодую княжну, которая его оклеветала и потому заболела неизлечимым недугом, и ее исцеляет. При всем том на пути к святым местам калики собирают милостыню. Но не проявляют никакой униженности и милостыню берут, сказано, не рублями, а тысячами. Такие чудесные калики перехожие появляются иногда и в других, собственно богатырских былинах, одаривая богатырей сверхъестественной силой.

Загадка: что же это за люди, которые одновременно и богатыри, и не богатыри, богатые и нищие? Некоторые исследователи высказывают предположение, что это «калики перехожие» в их самом древнем прошлом, когда далекие паломничества могли совершать только очень сильные, богатые или очень благочестивые люди. Вот они и стоят у истоков духовных стихов. Калики перехожие в их древнем варианте, в отличие от богатырей, никогда не ездят на конях, а ходят пешком, и никогда не нарушают христианские заповеди, в отличие от обычных богатырей. За малейший грех на этом пути они дают зарок расплатиться жизнью. А иногда и расплачиваются, — но не за грех, а по ложному доносу, подозрению и обвинению в грехе. Короче говоря, это рыцари, которые приняли