Мой взгляд сейчас был наполнен не столько ужасом, сколько безысходностью. Пресса. С другой стороны начали бежать люди из разных газет, а за территорией университета собралось несколько машин с эмблемами местных телеканалов. Ощутив жгучую панику, плотно стягивающую меня в корсет, я понимаю, что надо бежать.

Но все, на что хватает меня, это прыгнут в первое попавшееся такси, прикрыв лицо сумкой. Поздно, конечно, потому что меня уже сфотографировали и не один раз.

—Газуй, газуй! — я сунула парню пару купюр и продиктовала адрес кафешки на отшибе. Домой точно нельзя. Они меня там наверняка ждут, как точно ждут у Рустама.

Достав телефон, я в пару секунд нашла нужный контакт, но мой абонент находится вне зоны действия сети, пока я схожу с ума здесь, в затхлом такси. По щекам льются слезы, этого я и боялась больше всего.

Телефон вибрирует, и я вижу имя своей заведующей. О боже, мне даже не надо брать трубку, чтобы понять, что она мне скажет.

В желудке происходит очередной кульбит, я резко бью по сидению.

—Останови!

Парень сразу соображает, что к чему, и стоит только машине остановиться, я вылетаю из нее и несусь к первому попавшемуся кусту, где меня и полощет добрых минут пять. А когда я обессиленно падаю на холодную землю, таксист кричит мне:

—Может в больничку, барышня?

В больничку. Если бы мне та больничка еще помогла.

Спокойно. Спокойно. Надо собраться. Собраться и поговорить с Рустамом. Я залезаю в интернет и первое что вижу, это новость «Сын мэра и местный преподаватель = настоящая любовь?», «Аморальное поведение в стенах нашего лучшего университета и сын Белова во главе стола», «Если мэр не смог воспитать сына, как он будет управлять городом? Новые детали громкого скандала в местном университете», а дальше наши с Рустамом фото под универом, где мы целуемся как сумасшедшие. Боже. Мой. Мне конец

Я читаю и понимаю, что слова плывут перед глазами, их перекрывают слезы.

* * *

Сидя в кафе на отшибе города, я вдруг чувствую себя потерянной маленькой девочкой, на которую обрушилось сразу много всего, и это в данный момент заставляет все внутри переворачиваться словно на вертеле. Я понимаю, что надо хотя бы взять трубку, чтобы ответить на очередной звонок заведующей, но вместо этого я так и сижу, грея руки о горячую чашку с капучино. Тот единственный номер абонента, с которым мне так надо поговорить, трубку не берет, зато с остальными я могу поговорить сейчас абсолютно спокойно. Могу, но не хочу, хотя скорее боюсь. Или не понимаю, к чему это приведет.

Мне нужен таймаут. Просто выдохнуть и отключить эмоции, чтобы подумать, хорошенько подумать обо всем. При самом плохом раскладе меня просто уволят, и, благодаря вездесущему сарафанному радио, я больше никогда не смогу работать в университете. Зато я могу работать переводчиком, я ведь и так им работаю время от времени, беря халтуру.

Но ты мечтала о другом, да?

Мечтала, да, мечтала о том, как стану замечательным преподавателем, получу несколько научных степеней и издам учебник. Мне нравилось эта сфера всегда, я понимала, как тяжело пробиться, и мне почти удалось. Если бы не он.

Боже. Я ведь даже винить его ни в чем не могу, потому что я так сильно люблю его, что дышать сейчас больно от происходящего.

Стирая слезы, я смотрю на разворачивающийся за окном снегопад. Красивая погода, особенно, для тех, кто любит снег во всех его проявлениях. Обычно я радуюсь ему, но сейчас смотрю на погоду и тихо глотая слезы. Давлюсь ими, чтобы не привлекать лишнего внимания. Сейчас мне кажется, что весь мир знаем обо мне. Но ведь это совсем не так, да?

Внезапно мое внимание привлекает огромный черный внедорожник, прикативший в такую глушь с двумя машинами сопровождения. Двери открывается, и я вижу массивную фигуру мэра, точно знающего, в какую сторону ему нужно идти. Охрана прикрывает его спины, но я точно понимаю, что идет он сюда, определенно, ко мне.

—Он что следил за мной? — похолодевшими ладошками я цепляюсь за чашку, но она соскальзывает, часть капучино разливается на белый стол. Темный взгляд скользит ко мне, сидящей за огромным панорамным окном. Клянусь, у меня по спине расползается арктический холод от этих глаз. Спустя мгновения мужчина заходит в кафешку, властной походкой подходит ко мне и плавно ныряет за стол, расположив сильные руки замком перед собой.

Я даже не дышу сейчас, в шоке уставившись на мужчину, внешне абсолютно спокойного, перед собой. И только сейчас я наконец-то могу разглядеть его достаточно близко. Глаза — зеркало души, говорите? У Белова-старшего голубые глаза, как бескрайнее море, но на правом глазу есть каряя клякса, как будто кто-то случайно разлил темную краску на светлое полотно. Никогда раньше я не встречала таких глаз, смотрится жутковато, но при этом красиво. Гетерохромия только звучит страшно, но природа точно знает, что делает, раз у нее получится такой…кадр.

Глядя на отца, можно понять, каким будет сын в его года.

Даже лучше.

—Василиса, здравствуй. Я на «ты», можно? — Белов расстёгивает черное пальто на верхние три пуговицы. Этот вопрос был задан скорее из вежливости, но по факту разрешение ему точно не надо. — Я думаю, мне еще раз представляться не нужно. Можно просто Александр.

—Здравствуйте, а как вы…?

Я правда пытаюсь узнать, как он понял, где я. Но увы, ответ приходит даже раньше. И от этого мне становится немного страшно. Что еще в его власти?

—Я знаю все обо всех, в этом моя главная особенность. Иначе я не вел бы городские дела, — абсолютно спокойным голосом отвечает мужчина. — Бывают, конечно, осечки, но тут уже и на старуху бывает проруха.

По нему не скажешь, что он злится, или что раздражен. Мне кажется, он абсолютно спокоен, будто бы не о нем сейчас все газеты верещат.

—Так вот, — продолжает мужчина, подзывая официанта. — Я решил поговорить с тобой, потому что мой сын горячая голова, и я в целом-то не виню его в этом. Возраст многое решает в отношении нашего поведения. Говорить с ним сейчас бесполезно, а с тобой имеет смысл.

Изучающий взгляд скользит по моему лицу, а затем мужчина достает платок и протягивает мне. Я бы в жизни не подумала, что у него мог бы быть платок. Но нет, шелковая ткань приятно холодит кожу, я благодарно беру