купила для Кейт, набор “Вырасти свой собственный сад”, который я взяла для Фелисити, и подставку “Я люблю свою жену” для Джона. Глупые подарки, но вещи, которые так много значат благодаря людям, для которых они предназначены. Это заставляет меня задуматься, насколько моя нелюбовь к упаковке возникла из — за того, кому я делала подарки, а не из — за самого процесса.

Я беру упаковку средств по уходу за кожей, которую купила для мамы. Я надеялась отдать ей подарок лично перед отъездом в Сиэтл, но поскольку она не отвечала на мои звонки, я решила, что она не хочет, чтобы я появлялась на её пороге. Поэтому я купила тот же набор в интернете и отправила ей по почте. Я знаю, что она его получила, не потому, что она отправила сообщение, а потому, что мне пришло уведомление.

Я смотрю на ёлку, под ней лежит её подарок мне. Мне действительно следовало бы подождать до завтра, но я хочу открыть его одна, и, поскольку Зака нет, я подхожу и беру идеально завернутый подарок в её фирменную простую красную бумагу с золотым бантиком.

Моя мама на самом деле совсем меня не знает, и этот подарок только подтверждает это. Я человек привычки, тот, кто чувствует себя в безопасности с тем, что знает. Конечно, временами я могу быть немного не в себе, но я никогда не буду пользоваться этими духами. Но она бы воспользовалась, я знаю это. Я открываю коробочку и распыляю немного в воздухе, и я могу представить, как моя мама могла бы сидеть прямо рядом со мной.

Слёзы скапливаются в уголках моих глаз. Я никогда не плакала так много, как за последние четыре месяца, но на этот раз это от осознания того, что мы с мамой никогда не будем вместе. У меня никогда не будет той тесной связи, которая есть у многих дочерей со своими мамами, независимо от того, насколько сильно я цеплялась за надежду, что мы могли бы быть вместе. Я также чувствую себя виноватой и неблагодарной за то, что ненавижу подарок. Он дорогой, но это ничего не значит. Нет, это ложь — это действительно что — то значит. Прямо противоположное тому, чего я хотела.

Я аккуратно раскладываю подарки Зака и всех остальных под елкой, готовые к вечеру; Джон и Фелисити устраивают рождественский ужин. Я захожу на кухню и начинаю доставать ингредиенты, чтобы приготовить фриттату на обед, потому что, по — видимому, в этом доме мы не едим её на завтрак.

Я занята готовкой, плохо подпевая Шанайе Твен, когда раздается стук в дверь.

Близкие друзья и родственники пользуются лифтом, поскольку у них есть код, поэтому я немедленно направляюсь в спальню и набрасываю одну из толстовок Зака “Scorpions” поверх своего крошечного кроп — топа, а также меняю свои пижамные шорты на пару черных леггинсов. Толстовка пахнет им, и на мгновение я отвлекаюсь на граничащее с безумием желание встать и вдохнуть его запах, не обращая внимания на дверь.

Но стук постепенно переходит в глухой удар.

— Секунду! — кричу я с другой стороны, делаю глубокий вдох и с легким трепетом открываю дверь.

Довольная улыбка Эми — первое, что я замечаю. Это и шикарную коляску рядом с ней в коридоре. Как она прошла мимо охраны? Я предполагаю, что она придумала что — то убедительное.

— Санта здесь, чтобы доставить тебе подарок, — растягивая слова, произносит она. Разворачивая коляску, она использует ее как таран, проезжая прямо по моим ногам, когда проталкивается мимо меня в гостиную.

Поворачиваясь, её ехидная улыбка становится злой, и я знаю, что открывать дверь, вероятно, будет моим самым большим сожалением в это Рождество. Какой бы “подарок” она ни преподнесла, это будет не тот, который мне сразу же захочется развернуть.

— Где он?

— Его нет, — говорю я, внутренне морщась от боли в левой ноге.

— Я могу подождать, — говорит она, бросаясь на диван.

Я бросаю взгляд на спящего ребенка в коляске. Я могу разглядеть только его лицо, потому что он завернут в одеяло. Но я знаю, что он мальчик, так их фотографии во всех социальных сетях. Она назвала его Джастином. Когда я прочитала это в первый раз, мне захотелось швырнуть свой телефон в стену, но я была слишком занята, спасая телефон Зака от той же участи. И что самое интересное — она написала, что за этим именем скрывается её “вдохновение”: кто — то, кто “навсегда останется в её сердце”.

— Я хочу, чтобы ты ушла, — я смотрю на неё сверху вниз, пока она устраивается поудобнее.

— Знаешь, я и забыла, какой потрясающий этот диван. Я провела на нём столько ночей.

— Когда он узнал, что ты ему изменяешь, я полагаю? — бросаю я в ответ, направляясь на кухню, чтобы продолжить готовить фриттату. Я хочу быть подальше от неё, но, по крайней мере, я всё ещё могу видеть, чем она занимается в пространстве открытой планировки.

— Нет, — она насмешливо смеётся. — Ему нравятся фильмы ужасов, и мы всю ночь смотрели их. Я пугалась, и он обнимал меня, прежде чем относил меня в постель.

Лезвие моего ножа скользит по болгарскому перцу, который я режу, когда я чуть не падаю на пол от её слов. Я думала, что те моменты, которые я разделила с Заком, были особенными. Фильмы, тот факт, что он обнимал меня, пока я была напугана до смерти.

Я с облегчением выдыхаю, едва не задев большой палец, и, подняв глаза, вижу, что она листает что — то в своем телефоне.

— Эми. Тебе нужно уйти. Я гарантирую, что какой бы подарок у тебя ни был, он ему не понадобится.

Всё ещё с восторгом смотря на свой телефон, она встаёт с дивана и неторопливо подходит ко мне.

— О, этот подарок не для него, детка. А для тебя. Я имею в виду… — она стоит по другую сторону прилавка. — Технически, сейчас это не подарок, но через шесть месяцев ты, вероятно, поблагодаришь меня.

Я не отвечаю. О чём, чёрт возьми, она говорит.

— Ну что ж, — она покорно вздыхает и кладет телефон на стойку, пододвигая его ко мне. — В идеале я хотела, чтобы Зак тоже был здесь, поскольку он, вероятно, лучше меня всё это объяснит, но, полагаю, раз ты хочешь, чтобы я ушла, придется сделать это сейчас.

Когда я беру телефон, на экране высвечиваются сообщения, и когда мои глаза сосредотачиваются на том, что в них и от