— Иваныч, я понимаю, что ты свою ментовскую работу работаешь и всё такое, но и меня пойми. Ты же нас, считай той ночью, через одно место опрокинул. Некоторые парни на деревне дюже злыми остались.

Услышав претензию, я невольно ухмыльнулся.

— Макар, а вот ты мне скажи, как думаешь, для кого я свою ментовскую работу делаю?

— Ну как для кого, для себя, чтобы начальство тебе по шее не дало за беспорядки. Ну ещё, чтобы в микрорайоне спокойно было и всё такое — неуверенно вывел Макар.

— Вот значит как. Выходит, для тебя с парнями, я ничего полезного той ночью не сделал? — для виду возмутился я.

— Иваныч, ты нам с москвичами поквитаться не дал. А между тем у моего братана нос слома. И девки эти ещё. Светка вроде молчит. А Наташка своим языком направо и налево метёт. Рассказывает всем, как ты нас вокруг пальца обвёл, а москвичей, наоборот, спас.

— Значит, москвичей я спас. И теперь бабский трёп какому-то на деревне спать мешает. А то, что я вас остолопов тоже спас, об этом никто даже не задумывается. Знаешь, какой срок дают по статье за нанесение тяжкого вреда здоровью? Прибавь сюда, организованную группу лиц.

— Иваныч, не сгущай. Ну, приехали бы мы вовремя, дали бы москвичам по мордасам пару раз. Разъяснительную беседу провели и разъехались бы по домам.

— Макар, ты же вроде умным считаешься, а несёшь какую-то чушь. Твои деревенские, все под градусом прикатили. Так что если бы москвичи вовремя не умотали, то были бы они биты колами, до потери товарного вида. А потом, вы в запале и машину бы их сожгли. А про нас со старшиной Харченко, я вообще молчу. Думаешь, мы бы просто так на это всё смотрели? Выходит, нам бы тоже досталось. И пошли бы вы все, хороводом зону топтать, за москвичей и нанесение тяжких телесных, сотрудникам милиции. И посадил бы вас народный суд, очень надолго. А если бы кто-то из весьма непростых москвичей окочурился по дороге в больницу, то и вышку могли кому-то из вас впаять. — Быстро и чётко обрисовав возможный расклад, я дал Макару знак, чтобы он остановил возле гаражей, находящихся в паре сотен метров от моего дома.

— Ну и чего же ты Макарушка примолк? Может, теперь расскажешь мне, для кого я свою работу работаю? И для кого я лучше сделал, для вас, не успевших приехать, или для сбежавших москвичей? А может я просто свою задницу прикрывал, чтобы начальство по шее не дало?

Как только грузовик остановился, я вылез и уже хотел уйти, не попрощавшись, но передумал.

— Макар, короче так, предлагаю провести товарищеский матч по футболу. Как раньше делали, между вашей деревенской бандой и нашими микрорайоновскими. На комбинатовском стадионе разрешаю выместить на мне всю злобу, если она у кого ещё осталось. Как только надумаете, заходи в опорник, договоримся о времени проведения встречи. А нашим я сам сообщаю.

Добравшись домой, я ещё раз рассмотрел зачётку пропавшей студентки и пересчитал пятидесятидолларовые купюры. Их было ровно десять. Скорее всего, именно при помощи этих зелёных бумажек, француженка с маньяком, смогли поймать на крючок доверчивую студентку Щукинского училища.

Пятьсот долларов, большие деньги для Советского Союза восьмидесятого года. Конечно, официальный курс — 67 копеек. Но если иметь дело с валютчиками, можно смело умножать пятьсот на восемь или десять. А ещё эту валюту можно обменять у представителей Советских органов власти, на срок от трёх до восемь лет, отсидки в лагере, за валютные спекуляции. Кстати, лагерь — это не самый плохой вариант. Насколько я помню, некоторых, особо злостных валютчиков, советские суды подвели под вышку. Так что эти купюры даже просто хранить дома, очень опасно.

Так что если в квартире будут проводить обыск прямо сейчас, то мне кранты. С этими мыслями я собрал доллары и львиную долю купюр, взятых у фарцовщиков. Затем поступил так, как завещали Советские коррупционеры. Закатал это всё в литровую банку под жестяную крышку. Затем спустился в подвал и зарыв это всё в дальнем углу, присыпал место кучей рухляди.

А когда вернулся домой, начал собираться на опасный выезд, который уже точно никак не избежать.

На этот раз основное внимание уделил оружию. Набил патронами патронташ и принялся пришивать отдельные подсумки прямо к комбинезону. Конечно, я бы сейчас точно не отказался от бронежилета с разгрузкой и укороченного автомата Калашникова, но их у меня в наличии нет.

Закончил приготовление в полпервого ночи, а когда всё сложил в шкаф и собрался лечь спать, в дверь позвонили.

Глава 27

Последние деньки

Как только в дверь позвонили, сразу вспомнилось о Каце. Неужели я переоценил его договороспособность и умение держать язык за зубами? Ведь поездка в Москву, может оказаться банальным сливом информации, Советским компетентным органам.

И всё-таки хорошо, что я додумался, закопал две тысячи рублей и все доллары в подвале. Конечно, если очень захотят, всё равно найдут. Но появится ли у КГБ желание что-то искать. Ведь предпосылок к подозрению меня в валютных махинациях, пока не имеется.

А чтобы посадить зарвавшегося участкового, вполне хватит обреза охотничьего ружья, спрятанного в шкафу и информации о преднамеренном сокрытии очень важных улик, по делу, способному вызвать международный скандал.

Когда в дверь позвонили повторно, я, наконец, пришёл в движение. Беззвучно проскользнул по коридору и заглянул в глазок. Увиденное на площадке, подтвердило версию, пришедшую в голову во вторую очередь.

За дверью стояла Зина. При этом она нервно поправляла падающие на глаза локоны и немного пошатывалась, тем самым проявляя свою нетрезвость.

Не став дожидаться, когда подвыпившая девушка начнёт колотить в дверь кулаком, я открыл. А уже в следующее мгновение был отброшен яростным прорывом женского тела в моё жилище. Конечно, я смог бы устоять и не пустить девушку внутрь, но подобной задачи не ставил. Ибо лучше уж разборки в квартире, под прикрытием толстых кирпичных стен, оставшихся от Сталинских времён, чем крики на площадке, где они точно привлекут соседей.

Ворвавшись внутрь, Зина окатила окружающее пространство ароматом коньяка, перемешанного с французскими духами. Заглянула на кухню, а затем ворвалась в спальню, будто ожидая там кого-то найти.

После этого она установила стул на середину ковра, да с таким видом, словно он был спортивным снарядом, а не предметом интерьера.