Шрифт:
Закладка:
Окружной прокурор — скользкая тетка. Заявила, что будет горой стоять за Стар Рэдли и ее детей, «несчастных сироток».
Сзади послышался шорох. Дачесс резко развернулась.
— Что это ты делаешь в папином кабинете?
Мэри-Лу. Досыта накормленная, любовно расчесанная на ночь матерью, прыщавая. Ей уже пятнадцать. Такие, как Мэри-Лу, торжественно надевают кольцо целомудрия[47], чтобы потерять его, впервые отведав спиртного.
— Мне был нужен компьютер.
— Я просто обязана рассказать все папе.
Дачесс заговорила с интонациями перепуганного ребенка:
— Ой, пожалуйста, не надо! Не говори ему, Мэри-Лу!
— Только попробуй еще провиниться.
— А что будет?
— Думаешь, до вас мы детей не брали?
Дачесс вытаращила глаза.
— Я все слышала — как ты брату сказки рассказываешь о постоянной семье. — Мэри-Лу рассмеялась.
— Почему это сказки?
— Потому, что Робина, может, еще и усыновят. Он не переросток, ну и тихоня. А про тебя папа говорит — не девчонка, а ходячая головная боль; кому такая нужна?
Дачесс сделала шаг к Мэри-Лу.
Мэри-Лу сделала шаг к Дачесс.
— Ударить меня хочешь, да? Валяй. Подтверди действием, что папа прав.
Дачесс сжала кулак.
— Ну чего ты ждешь?
Ехидная улыбочка: мол, видали мы таких.
Скачок адреналина, жаркая ненависть в груди; но Дачесс оглянулась на компьютерный экран, где как раз были открыты несколько фото: их дом в ночь убийства, толпа соседей и репортеров во дворе; здание кейп-хейвенского полицейского участка. И Уок — сфотографированный много раньше. Улыбающийся. Не дающий забыть про хорошее.
Дачесс обогнула Мэри-Лу, вышла из кабинета, сделала вдох, стала подниматься по лестнице.
Уок очнулся, повел глазами. Бумаги веером лежали на рабочем столе. По ним скользил солнечный луч.
Подняться удалось не сразу. При первой попытке боль была такой резкой, что Уок едва не вскрикнул. Нашарил в ящике таблетки, проглотил сразу две, не запивая водой.
Недавно он попросил Лию Тэллоу, чтобы заказала ему новую полицейскую форму — брюки, рубашку, куртку. Он потерял двадцать пять фунтов, если верить весам.
В дверь барабанили. Как давно, Уок не мог сообразить, но чувствовал отчаяние стучавшего.
Встал на ноги — его качнуло. Хотел выпрямиться — чуть не вырвало от боли. Он втянул носом воздух, подобрал живот, поплелся к двери, отворил и выдохнул, увидев, что это всего-навсего Эрни Каглин из магазина хозтоваров.
— Доброе утро.
Уок посторонился, но Эрни порог кабинета не переступил.
— Мясника на месте нет. Не вернулся, — пролаял Эрни и сунул руки под свой коричневый фартук.
Уок не сразу понял, тряхнул головой.
— Мясник, говорю, пропал. Утро, блин, семь с лишним на часах. Милтон из отпуска возвращается каждый год в один и тот же день — чего лавка заперта?
— Подумаешь, задержался… Охота — такое дело.
— Идиот. Помешался на своей охоте. Индейку к празднику я у кого теперь куплю, спрашивается? Двадцать два года, Уок; с тех пор, как Милтон-старший передал ему бизнес, я у него колбасу к завтраку покупаю. Отношу к Рози в закусочную, она мне ее поджаривает. Колбаса, оладьи с сиропом — три штуки и две чашки крепкого кофе — вот мой завтрак.
— А та колбаса, которая у Рози в наличии, тебя что, не устраивает?
Эрни скривился, будто от отвращения.
— Газеты читаешь вообще? Вон, окраины скоро будут все в новостройках. Эх, испоганят они наш город… Я так понимаю, ты против проголосуешь?
Уок кивнул, зевнул, заправил рубашку в брюки.
— Ладно, зайду к Милтону домой.
Эрни убрался не сразу. Постоял у двери, с сомнением в словах Уока качнул головой.
Уок сел за стол, начал звонить Милтону. Попал на автоответчик. Занялся просмотром видеозаписей с пункта охраны «Поднебесных кедров». Забрать их у Мозеса было нетрудно — охранник не потребовал даже официального постановления на изъятие (которого Уок все равно не имел).
Картинка была статичная, но скверного качества — Уок буквально ломал глаза. Дело осложнялось отсутствием четких временных рамок. Пришлось просматривать абсолютно все записи — поди знай, где выскочит зацепка, если, конечно, выскочит вообще. День тянулся бесконечно долго. Появился почтальон — его впустили. Приехал на «Форде» один из домовладельцев — перед ним подняли шлагбаум…
Минул целый час, прежде чем Уок обнаружил нечто стоящее. Замедлил скорость, трижды прокрутил эпизод. Ему ли не знать этот автомобиль, древний «Джип Команч»! Он прищурился, напряг зрение. Ну конечно, вот он, стикер на бампере — силуэт чернохвостого оленя. Милтон, стало быть, ездил в «Поднебесные кедры».
С того момента, как Мозес поднял шлагбаум, пропуская «Команч», Уок просматривал запись на минимальной скорости. Через три часа начал прорисовываться маршрут обходного пути, причем даже более четкий, чем надеялся Уок. Ибо он разглядел автомобиль и развеял последние сомнения в том, что тот принадлежит Милтону.
Еще через три часа он увидел седан, весьма схожий с тем, в котором двое рэкетиров приезжали в Кейп-Хейвен по душу Дарка.
Эти в «Поднебесных кедрах» надолго не задержались — их дело заняло десять минут.
Девятнадцать минут Уок дозванивался Бойду; у самого же Бойда ушло всего две минуты на то, чтобы отказать Уоку в разрешении на обыск в доме Дарка. Он не впечатлился сообщением о вымогателях, зато потребовал назвать номера автомобиля. Уок, чувствуя себя желторотым новобранцем, признался, что не разглядел их.
Повесив трубку, он ослабил галстук, наклонился и стукнул лбом по столешнице, надеясь, что боль ослабит досаду.
— Кажется, пора мне вмешаться.
Он поднял глаза. В дверном проеме, с портфелем, набитым бумагами, стояла Марта. Уок вымучил улыбку.
— Выпить найдется?
Марта уселась напротив Уока.
Он полез в нижний ящик, извлек бутылку «Кентукки олд резерв» — владелица одной виллы подарила за то, что Уок зимой за этой самой виллой приглядывал. Разливать виски пришлось по кофейным чашкам.
Марта пила, Уок смотрел на нее, ждал: вот сейчас порозовеют щеки. Обычно бледные, они покрывались нежным румянцем не только от алкоголя, но также от гнева и волнения, и Уоку ли было не помнить об этой мелочи, равно как и о прочих мелочах, связанных с Мартой Мэй.