Мясо дополняли коренья, ягоды и различная зелень, большую часть которых он ел с удовольствием, хотя приправ, особенно соли, явно не хватало. Он сделал мысленную пометку исправить эту ситуацию при первой же возможности. Но в целом они питались неплохо — в некоторые дни лучше, в другие хуже, в зависимости от удачи на охоте, — и Кит посчитал, что если он не растолстеет на такой примитивной диете, то и голодать не будет.

Кита удивляло, насколько тихими были люди племени. Они могли говорить, но только в возбужденном состоянии. Кит отметил день, когда никто не произнес ни слова. Он долго думал об этом и пришел к выводу, что молчаливость способствовала выживанию, не стоило лишними звуками привлекать внимание хищников. Несмотря на врожденную сдержанность, они использовали обширный репертуар мимики, настолько выразительной, что им позавидовал бы иной профессиональный мим. К мимике добавлялся ряд не менее выразительных жестов. С помощью того и другого людям удавалось передавать порой весьма сложные сообщения.

Но и это еще не все. В первые несколько дней Кит заметил, что всему племени свойственно развитое чувство эмпатии, оно безошибочно подсказывало людям, что думают или ощущают другие люди. Сначала он подумал, что причина в скученности обитания, но со временем понял, что это было нечто гораздо более тонкое и конкретное, больше похожее на телепатию. И тогда стало ясно, что люди мало говорят друг с другом просто потому, что в этом нет необходимости, каждый и так прекрасно знал, о чем думают остальные.

Убедил его в этом один из вечеров. В сумерках несколько женщин разделывали бедро дикой свиньи, собираясь готовить ее на ужин; несколько мужчин кололи кремень на заготовки для скребков или топоров. Все были заняты, тихо работали, когда вдруг один из мужчин выронил кремень и встал. Мгновенно рядом с ним оказались три женщины. Не издав ни единого звука, все четверо исчезли в лесу. Оставшиеся у костра стали готовить подстилку из свежего камыша.

Заинтригованный, Кит наблюдал, как они укладывали тростник слой за слоем и покрывали его шкурами; затем подбросили дров в костер явно в ожидании какого-то события. Всего через несколько минут группа, ушедшая в лес, вернулась с одним из молодых мужчин, окровавленным и явно раненым. Его уложили на тростниковую подстилку и всю ночь ухаживали за ним.

За все время никто не произнес ни слова. Чем больше Кит думал об этом случае, тем больше убеждался, что все сразу поняли, что человек попал в беду и тут же отправились на выручку. Они просто знали.

А еще на Кита произвело сильное впечатление то, с какой нежностью они относились друг к другу. Он ни разу не видел, чтобы кто-нибудь впал в гнев или начал вести себя агрессивно. Людям доставляло удовольствие быть вместе. Старшие души не чаяли в младших — по крайней мере, в лагере, потому что самым маленьким из племени не разрешалось отходить далеко в лес без сопровождения взрослых.

Конечно, Кит еще многого не понимал, но он был доволен тем, что обучение шло таким естественным образом. Он старался не беспокоить хозяев и не досаждать им своим присутствием. И племя относилось к нему так же. Они внимательно следили за каждым движением Кита, начиная с того, как он мыл руки и чистил зубы веточками орешника, и кончая тем, как он снимал ботинки перед сном. Каждое его действие по первому разу вызывало немалое волнение у людей.

Младшие члены племени пытались подражать ему, старшие просто наблюдали, не подходя близко. Настоящий фурор вызвала его попытка постирать одежду.

А началось с того, что однажды утром Кит заметил, что его рубашка и брюки стали довольно грязными, да и сам он не мылся довольно давно. Кит решил, что пришло время сделать решительный шаг — в буквальном смысле, — и отправился на реку. Он нашел, как ему показалось, довольно уединенное местечко, нырнул, немного поплавал, чтобы хорошенько намочить одежду, а затем выбрался на берег и разделся.

Его водные процедуры вызвали большой интерес. На берегу собралась толпа. Конечно, они понимали, что его одежда отличается от их собственной, но все-таки функцию выполняла ту же самую. Когда он разделся, младшие реагировали с той же смесью восхищения и отвращения, которую мог бы испытать он сам, увидев бизнесмена, сбрасывающего кожу, как змея. Они взволнованно обсуждали его белую лишенную шерсти кожу, во всяком случае Кит предпочитал думать именно так, вынося за скобки свое не очень-то выразительное телосложение.

Поначалу Кит сомневался, стоит ли ему дефилировать голым перед людьми, но потом перестал об этом думать — слишком уж они были разными. Так что он просто занялся оттиранием пятен, а потом как следует прополоскал рубашку и штаны, разложив их сушиться на плоских речных камнях.

В любом случае, его усилия не пропали даром; после сушки на солнце одежда посвежела и стала почище. Лежа на солнышке на берегу реки, он ощущал в воздухе прохладу, понимая, что наслаждается последними деньками великолепной осени. Дни становились короче, ночи — холоднее. По утрам воздух пах близким снегом, а небо хмурилось чаще и чаще. Киту было любопытно, что племя собирается делать зимой, куда откочует? Хорошее место летом зимой станет очень неуютным. Он оказался прав.

ГЛАВА 31, в которой предлагается разумный способ действий

Почему, ну почему, ради всего святого, этот несносный тип не может хоть раз сделать то, что ему велено? Вильгельмина мрачно смотрела на пустую тропу. Никого. А ведь он должен быть здесь. Она же ясно сказала: оставайся на месте. Не уходи. Жди меня. Неужто это такая уж большая просьба?

Ранение Джайлза нарушило ее планы. Не говоря о том, что его лечение потребовало определенных усилий, ее инкогнито дало сильную трещину. Да, она задержалась, но это никоим образом не оправдывало Кита. Ведь сказано же было: не уходить! Господи, даже с этим он не справился.

Она решила ждать еще пятнадцать минут, а если Кит не появится, придется возвращаться и пробовать что-то другое. Эту лей-линию, ведущую в долину, Мина считала одной из самых надежных. Во всех своих экспериментах, во время изучения лей-линий, отработки техники, составления самой примитивной карты мест, куда они вели, да просто в попытках разобраться, как ей удавалось переходить из одного мира в другой, она пришла к выводу, что лей-линия Большой долины, как она называла ее для себя, была