— Именно, — кивнула девушка. — Правда, бандитов у нас в СССР нет. Помнишь, Эдик говорил?

— Эдик хороший парень, — я покачал головой, вспоминая следователя Апшилаву. — Но он очень наивный. Официально организованную преступность победили еще после Великой Отечественной. А фактически она и сейчас существует, и все это время была. Надо бы Смолину предложить создать специальный отдел.

— В депутаты метишь, товарищ Кашеваров? — хищно улыбнулась Аглая. — Или еще выше — в Президиум Верховного Совета СССР?

— Нет, ребята, я не гордый, — я пожал плечами. — Не заглядывая вдаль, так скажу: зачем мне орден? Я согласен на медаль[1]. Мне и на моем месте неплохо.

— За это ты мне, Кашеваров, и нравишься, — глаза Аглаи блеснули, и кроме них в этот момент для меня ничего не существовало.

Наступил вторник, день сдачи «Андроповских известий». Процесс был мною давно отлажен, и я уже c улыбкой вспоминал свой первый опыт, когда глаза под вечер сводились к переносице, a на лбу выступала испарина. Как в любом деле, важно было выстроить четкий алгоритм действий и, конечно же, заиметь резервы на всякий непредвиденный случай.

Но c недавних пор я сам себе усложнил жизнь, во-первых, запустив новую газету, во-вторых, создав дискуссионный клуб, a в-третьих — внедрив в рабочий процесс читательское голосование. Разумеется, подсчетами занимался отдел писем, и надо сказать, что трудились сотрудники на совесть. Внесла свою лепту и Валечка, которая составила несколько видов таблиц, по которым было очень удобно отслеживать рейтинг сотрудников «Андроповских известий» и топ-три лучших материалов «Вечернего Андроповска». Отдельные таблицы были разработаны для интеллектуальной гонки членов дискуссионного клуба, a это и вовсе была особая песня. И все-таки, несмотря на кучу облегчающих задачу придумок, мне все равно приходилось анализировать тренды своей головой. А это, надо сказать, весьма сложно.

— Ну что, Женя? — спустя секунду после вежливого, но весьма настойчивого стука в дверь просочился Хватов. — Уже готовы результаты?

— Богдан Серафимович, вот вы как чувствовали, — рассмеялся я. — Проходите.

Седовласый коллега уверенно разместился на ближайшем ко мне стуле, прищурился, начал рассматривать заполненные таблицы.

«А ведь у него зрение садится, — неожиданно понял я. — Только он почему-то этого факта стесняется и не носит очки».

— Интересная тенденция, — Хватов блеснул зубами. — Средний балл чуть выше четырех c половиной. Если бы я тебя не знал, подумал бы, что ты цифры подтягиваешь. Так сказать, выполняешь план любой ценой.

Он рассмеялся, довольный своей неуклюжей шуткой.

— Думаю, это вполне объяснимо, Богдан Серафимович, — я принялся объяснять. — Во-первых, нам действительно удалось поднять планку качества материалов. Поэтому даже если читателю не нравится сама тема, оценка снижается минимально. А во-вторых, люди еще не пресытились.

— Что ты имеешь в виду? — Хватов заинтересованно вскинул брови.

— Нам пока еще удается их удивлять, — улыбнулся я.

— Ты хочешь сказать, что читатель советской прессы падок на сенсации, как читатель буржуазной прессы? — Богдан Серафимович пождал губы.

Все-таки в этом он пока был неисправим. Сплошные директивы в мозгах. Мол, там у них — сплошное загнивание, a у нас все упоенно зачитываются познавательными статьями. Хотя еще в мае прошлого года c приходом Виталия Коротича[2] стремительно начал меняться журнал «Огонек», которому стало можно чуть больше других официальных изданий. В провинции его поначалу читали меньше, во всяком случае в Андроповске «Огонька» фактически не было. Хотя мама, я помню, приносила затрепанный экземпляр, одолженный у подруги через другую подругу. Мне тогда было лет шесть, и я мало что понимал во взрослой прессе, читая «Мурзилку» и «Веселые картинки». Для меня изменения в «Пионере» тогда были просто вселенскими, когда там начали публиковать страшную повесть Эдуарда Успенского про Черную Простыню и прочие Зеленые Пальцы[3]. Потом еще был глянцевый «Трамвай»[4], «Видео-Асс Dendy»[5] и прочая-прочая…

По-настоящему c «Огоньком» я познакомился уже будучи студентом филологического факультета тверского универа. Вот тогда-то я c упоением проглотил подшивку перестроечных выпусков и понял, почему родители читали его, вытаращив глаза, a потом долго споря o содержании. И ведь было o чем! «Огонек» писал o торговой мафии, o проблемах в советском обществе, o развитии первых кооперативов — в общем, обо всем том, что было в СССР новым, непривычным и потому пугающим. Собственно, на этот журнал я отчасти и ориентировался, начиная плавно менять «Андпроповские известия». Правда, co своими особенностями, разумеется.

— Богдан Серафимович, согласитесь, что советский читатель тоже человек, — заметил я, отвечая на претензию Хватова. — Мы стараемся давать в газете интересные злободневные материалы, но рано или поздно нашей аудитории этого станет мало. Ей захочется больше, и нам придется меняться.

— Прогибаться в угоду толпе? — возразил седовласый, но я заметил, что он скорее хочет меня спровоцировать на дискуссию, нежели хочет по-настоящему зацепить.

— А советский читатель — это и есть толпа, — улыбнулся я. — Пролетарский гегемон. Вот только мы должны сделать его грамотным, разборчивым, умеющим анализировать. А это, увы, утомляет.

— И как быть? — заинтересовался Хватов. — Мне кажется, ты сейчас противоречишь сам себе…

— Никоим образом, — я покачал головой. — Если долго слушать классическую музыку, потом захочется отдохнуть под пластинку Пугачевой. После чтения классики потянет на беллетристику. Это нормально для человеческого мозга — переключаться, чтобы не закипеть. Мозг ведь потребляет до двадцати пяти процентов поступающей в организм энергии…

— Это откуда известно? — уцепился Богдан Серафимович.

Я не знал, откровенно говоря, когда именно это было подсчитано, и, чтобы не попасть впросак, ответил пространно.

— От невесты услышал. Она у меня врач…

— Так, ладно, — Хватова это неловкое объяснение устроило. — И дальше?

— А дальше нужно продолжать удивлять, заставлять читателя тренировать мозг, но не забывать и o том, что ему нужно расслабляться. Для этого как раз и существуют анекдоты, к примеру.

А еще потом к ним добавятся гороскопы, подумал я. И светские сплетни, кто от кого родил и куда эмигрировал. Человек — существо ленивое. И при случае обязательно сделает выбор в пользу скандалов, задвинув последние научные изыскания. Это, разумеется, характерно для массового читателя, но мы как раз для такого и пишем. Как раз-таки важно соблюсти