Шрифт:
Закладка:
– Желательно эти темы вообще не обсуждать, – заявил он сразу, как только мы вышли с фабрики. – Сейчас вляпаются во что-нибудь, потом фиг разгребешь. Я Трифонова знаю. У меня тут на прошлой неделе тоже история была – спасал, блин, одну. Не хотел, а пришлось.
– И как? Спас?
– Угу. – Он поежился. – История как раз для Макса. Написала мне в директ, предложила весело провести время. А я до этого и знать-то ее толком не знал. Вживую не видел, только на фотках. Мне понравилась. Блондинка. Ну, ты понимаешь. Вот я и подорвался. Встретились с ней в ТЦ, а она такая вся на измене, мол, спаси, меня всем миром хотят в дурку упечь. Нормально, да? Просто представь себя на моем месте.
– Ну а ты чего? Послал?
Лёха загадочно хмыкнул.
– Какое там! Полночи по ТЦ сайгаками скакали.
– Реально было от кого спасать?
– У меня все реальное.
Автобус качнуло, и я налетел на стоявшую рядом женщину, а когда закончил извиняться, Лёха сказал:
– Короче, с вебкамщиками тема гнилая. Плохо, что Макс так завелся. Мало мне приключений. Кстати, ты насчет Амелина в курсе? Это прикол, сейчас расскажу о наших вчерашних похождениях.
И Лёха принялся подробно и в красках описывать их поездку к детям. Было смешно и немного жутковато. Тоня мне нравилась, и я искренне сочувствовал ей. А про Амелина не знал, что и думать. Он оставался для меня темной лошадкой и доверия совсем не вызывал.
– Слушай, Лёх, – уже в метро спохватился я прежде, чем он перескочил на новую историю. – Есть одна просьба.
– Ну?
– Можешь поговорить с Настей? Она почему-то думает, что я хоть и с ней, но на самом деле влюблен в Зою.
– А это не так? – Лёха хитро прищурился.
– Не так.
– Ну хорошо. Я с ней поговорю, конечно. Но лучше бы тебе самому доказать ей это.
– Лучше-лучше, я и сам знаю. Но как? Думал, «Нарния» все исправит. И вроде на время помогло, но тут внезапно новое привалило.
– Ну… – Лёха задумался. – Это же довольно просто. У девчонок все предсказуемо. Подари ей огромного плюшевого медведя, желательно розового.
– Я дарил огромного белого единорога.
– Тогда своди ее в какое-нибудь дорогое пафосное место. В ресторан или театр.
– Она на диете, а на театр у меня денег нет.
– Залезь на крышу и объяви, что спрыгнешь, если она не признает твою любовь.
Я посмотрел на него с укором.
– Да не, прыгать не нужно. Достаточно прислать ей этот видос.
– Это тоже не подходит. Она очень разволнуется, а потом еще больше обидится.
– Скажи, что ты девственник. Это так трогательно. Раньше у меня всегда прокатывало, а сейчас почему-то перестало.
– Уже признался, что нет.
– Познакомь со своей мамой. Девчонки считают это очень важным.
– Боюсь, мама решит, что я прошу деньги на аборт.
– Ясно. – Лёха тяжело вздохнул и замолчал с таким видом, будто я нарочно отвергаю все его предложения.
– Извини, – сказал я. – Видимо, в моем случае ничто уже не поможет.
– О! – Лёхины синие глаза загорелись новой идеей. – А сделай татуху с ее именем. Это вообще беспроигрышный вариант. Если бить небольшую, ее потом нетрудно свести. Я уже выяснял.
Насчет татуировки я задумался. Это был хороший ход. Взять и написать «Я люблю Настю», чтобы у нее уже точно не осталось никаких вопросов.
Дома я появился в половине десятого. Свет в комнате не горел. Компьютер Дятла тоже. Он лежал повернувшись лицом к стене и громко сопел.
– Эй, – тихо позвал я. – Что с тобой?
Он не ответил.
– Температура поднялась? Зачет не сдал? Маркову проиграл? С бабушкой поругался? Эй, алло!
Ноль реакции.
– Я тебя чем-то обидел? Если да, то дай знак, потому что я не помню и не знаю про это.
В ответ раздался глубокий судорожный вздох.
– Да, – едва слышно прошептал он.
– Что да?
– Всё. Все, что ты перечислил. И бабушка, и зачет, и Марков…
В его голосе послышались слезы.
– Вань, ну ты чего? – Я силой развернул его к себе, и он выставил вперед огромную белую клешню.
– Что это за ужас? – отшатнулся я.
– Рука моя.
– А что с ней?
– Сломал.
Я собирался уже было пошутить что-то по этому поводу, но он вдруг резко обхватил меня и, уткнувшись в плечо, зашмыгал.
– Эй, ну ты чего? Подумаешь, трагедия! Или она у тебя болит?
– Не болит.
– Тогда не реви.
Но Дятел прижался еще крепче. Шею обдало горячим дыханием.
– Не вздумай в меня высморкаться, – предупредил я.
Послышалось нечто похожее на сдавленный смех.
– Расскажешь, что случилось?
Дятел затряс кудряшками. Еще немного – и он был готов разрыдаться в голос.
– Хочешь, развеселю? – Я достал телефон и покрутил перед ним.
Он всегда отличался любопытством, поэтому устоять никак не мог. Тут же отстранился и легонько кивнул. Вид у него был несчастный. Нос покраснел, в глазах стояли слезы. Похоже, страдал он уже давно.
Я включил запись нашего снежного челленджа и сунул ему в руки.
– Только громко не смейся, а то бабушка придет и тоже захочет посмотреть. А ей такое нельзя.
После этих слов Дятел еще крепче вцепился в телефон здоровой рукой.
Пока он смотрел по очереди всех нас и трясся от смеха под одеялом, я успел переодеться и сделать вылазку за едой.
На кухне меня застукала Аллочка в ночнушке.
– Ну почему ты каждый раз приходишь так поздно? – негромко упрекнула она. – Неужели тебе так плохо дома?
– Так получилось.
– У тебя это каждый день.
Она преувеличивала, но я решил не вступать в пререкания.
– А что с Ваней случилось? Почему у него рука сломана?
– Он тебе не сказал?
– Он очень грустит и не хочет разговаривать.
Аллочка вздохнула:
– Бежал по улице, поскользнулся и упал.
– А чего это он бежал? – удивился я. – Он вроде болеет.
– Вот именно. Он еще болеет, и бабушка строго-настрого запретила ему выходить из дома. Даже на зачет. А он от нее сбежал.
Услышать, что Дятел сбежал от бабушки, было немыслимо.
Я расхохотался, и Аллочка сокрушенно покачала головой:
– Ничего смешного. Как он теперь сессию сдавать будет? Это же первый курс. Отчислят как нечего делать.
– Сдаст, – заверил я. – Это же Ваня. Он всегда все
