стремился – в первую очередь он был направлен против них и их деятельности. Конечно, многоглавое толкование закона о собраниях, применении цензуры и во многих других случаях не годилось и только запутывало дело. Единый, сильный правительственный авторитет был бы лучше. Но такого не было, а военный министр делу не помог.

По мере того как имперский канцлер поддавался различным партиям, неопределенность, царившая в Берлине, передавалась в провинцию. Самостоятельность заместителей командиров корпусов падала все больше. Закон, создавший должность командующего войсками, мог бы пойти на благо, но стал для нас роковым.

Лицом, с которым верховное командование должно было сноситься, как с равным себе, был также начальник военного кабинета, ответственный только перед императором. Эта инстанция работала серьезно и добросовестно. Она составляла свои суждения только на основании докладов начальствующих лиц. По вопросу о командующих армиями и командирах корпусов она выслушивала также мои мнения. Помимо этого, верховное командование не имело никакого отношения к личному составу, я нес моральную ответственность только за офицеров генерального штаба и за распределение между ними орденов. Я очень хотел бы, чтобы во главе военного кабинета стояли люди, хорошо знакомые с войной по личному опыту; тогда они знали бы условия, в которых приходилось работать офицерам. При данном же положении они работали по шаблону мирного времени и не давали сильным личностям возможности выявить себя.

Начальник военного кабинета распоряжался также раздачей орденов; для армии вопрос об орденах имеет немаловажное значение. И по этому вопросу он считался с отзывами командующих армиями. К сожалению, проходило много времени, прежде чем представленные к орденам получали их. После долгих усилий верховному командованию удалось провести отличительный знак для раненых.

Ведение колониальной войны лежало на статс-секретаре министерства колоний. Уже в мирное время между ним и генеральным штабом не было достаточного контакта по этому вопросу. В 1904 году генералу графу фон Шлифену специальным приказом было поручено руководство военными действиями в Юго-Западной Африке. Министерство колоний недостаточно заботилось о боевой готовности колоний. Польза, которую Франция сумела извлечь из своих колоний в военном отношении, не может быть достаточно оценена. В значительной степени война велась ею при помощи цветных войск, особенно летом 1918 года. Этого мы, конечно, никогда не смогли бы сделать, но все-таки могли бы получить от своих колоний большую поддержку. Кучки германских героев в Восточной Африке оттянули на себя большие силы. Неприятель лишился их для войны с Турцией и должен был заменить их другими частями, которые были, таким образом, потеряны для Западного фронта. Я с интересом следил за борьбой в колониях и был поражен, что в Юго-Западной Африке борьба не велась энергичнее. В чем тут было дело, я не берусь решить. Недостаточная забота Германии об обороноспособности колоний не может быть единственной причиной. В Восточной Африке осенью 1917 года, между Руфиджи и Ровума и затем на португальской территории, генерал фон Леттов-Форбек дал на далекой чужбине блестящий пример германского мужества.

Верховное командование и имперский канцлер были равны в правах. Объединение власти и здесь принадлежало его величеству. Наши сношения с императорским правительством вскоре приняли очень оживленный, но малоутешительный характер. Наши указания правительству на тот род помощи, которого мы ожидали от него и считали безусловно необходимым для достижения победы германского народа, не встретили заметного сочувствия.

Защита военных интересов во всех вопросах внешней политики, возникавших в связи с войной и заключением мира, служила также поводом для частных сношений, к сожалению, не всегда приятного характера.

Правительственный аппарат в Берлине производил необыкновенно тяжеловесное впечатление. Ведомства работали без взаимного контакта; левая рука часто не ведала, что творила правая. Бисмарк владел умением согласовать работу всех ведомств; имперским канцлерам военной эпохи это было не под силу.

Упрощение и улучшение наших взаимных отношений наступило в феврале 1917 года, когда имперский канцлер прикомандировал к верховному командованию своего личного представителя. Сначала это был помощник статс-секретаря фон Штейн, который внес с собой свежую струю. Осенью 1917 года прибыл граф Лимбург-Штирум, образованный и умелый человек, горячо любивший родину. Сношения с ним доставляли мне истинную радость. Приблизительно с того же времени представителем верховного командования при имперском канцлере в Берлине был полковник, позже генерал фон Винтерфельдт. Он самоотверженно и тактично выполнял свою трудную задачу.

Верховное командование было вынуждено сноситься еще с целым рядом министров, а по вопросам транспорта также и с правительствами отдельных государств, составлявших Германскую империю. Я сильно чувствовал отсутствие единой центральной власти; наше государственное многообразие давало себя знать. Когда высшие офицеры Баварии, хорошо понимавшие положение дел, выразили желание, чтобы было образовано единое имперское военное министерство, я мог только согласиться с ними и просил их пропагандировать эту мысль у себя на родине.

Теперь на очереди стоит вопрос о внесении единообразия в конституцию Германии, и можно лишь пожелать, чтобы этот вопрос, являющийся дальнейшим шагом к развитию нашей родины, был возможно скорее разрешен. Пусть лишь при этом не забудут, чем Германия обязана Пруссии и союзным государствам.

В нейтральных государствах в распоряжении верховного командования так же, как и в мирное время, находились военные атташе. Они подчинялись своему послу и политикой не занимались. О военных делах они сообщали непосредственно в генеральный штаб; послу посылалась копия сообщения. Ни к каким затруднениям такой порядок дел не приводил. По вопросам пропаганды военные атташе работали также в согласии с послами. Они получали в этом отношении указания от полковника фон Гефтена.

Военные атташе в союзных странах выполняли подобные же задачи. И они были чужды политике. Они являлись главным образом офицерами связи между германским верховным командованием и высшими военными начальниками союзных армий.

VII

5 сентября генерал-фельдмаршал и я отправились в нашу первую поездку на запад. Через Шарлевиль, где все еще находилась ставка, мы направились в Камбре, где расположился штаб наследного принца Рупрехта Баварского.

Кронпринц приветствовал нас перед въездом в Шарлевиль. Почетный караул генерал-фельдмаршалу выставила рота знаменитого ударного батальона фон Рора. Впервые мне пришлось увидеть здесь сомкнутую часть в ударном снаряжении и в столь целесообразных стальных касках. На востоке они были еще неизвестны. Кронпринц был очень доволен приостановкой наступления на Верден; по его словам, это было его давнишней мечтой. Он коснулся еще других вопросов и в беседе со мной также подчеркнул свое желание скорого мира. Но о том, каким путем его можно добиться