Миухетти понемногу приходила в себя. Ассуапи принялся выговаривать своей начальнице:

— Чего надумала? Из-за чужих несчастий переживать! За своё здоровье беспокойся! Да, история с Федрой, это страшное несчастье. Но я был рядом с ней в те самые последние мгновенья. И могу свидетельствовать, что царица была безумной. А помешалась она от того, что сама себя поедом ела. Пришлось ей стать женой Тесея, Данью. Она спасла тем самым родину, так рассказывали, но мужа ненавидела. Противоречивые страсти, и мысли, и желания, стали причиной душевного расстройства. Тут пасынок ей подвернулся. Наверное, царица думала, что он-то на её любовь ответит, да не сложилось. Несчастья следовали друг за другом. Только вот муж её, Тесей, он был причиной её горя.

Миухетти медленно кивнула.

«А сколько ещё горя он принесёт…»

Огонь возникает из ниоткуда, в мгновение ока. Ничто не в силах его удержать. Поднявшийся ветер раздувает языки пламени. Ища спасения, мечутся тени. Рушатся стены, но рождаемый грохот не способен заглушить крики, ужас, отчаяние, боль. Повсюду смерть. Дым течёт, струится по истекающим кровью улицам Трои…

«А сколько горя принесу я?»

— Нефер-Неферу, что же я творю? — прошептала Миухетти потрясённо.

— … я тоже надумал поехать к ним. Автолик обрадуется, я там всё же буду полезен, — голос Ассуапи звучал будто с другого края мира, — в таких предприятиях всегда войску урона больше не от вражьих стрел, а от поноса. Об этом сказители не рассказывают юношам, а то бы желающих стать знаменитыми воителями поубавилось. А Хастияр звал меня в царство Хатти. Знаешь, госпожа моя, мне показалось, он решил, будто я шпион.

Смешок.

— Но я всё равно хотел бы поехать. Он говорил, что царю Меченре нездоровится. Вдруг смогу помочь? Глядишь, поубавлю его ненависти к Та-Кем. Благое ведь дело?

Сквозь раскрытые ставни дул холодный ветер, временами заливало дождём. Алкмена, которая оказалась на сквозняке, вздрогнула от холода.

— А нашим мальчикам сейчас приходится на голой земле спать, — сказала она тревожно.

— Эх, госпожа, не всё так просто, — не согласился с ней Ассуапи, — воины хоть знают, на что идут. Они готовятся к походам с юности. А на войне всего тяжелее тем, кто к битвам не приучен. Жёнам да детям, они страдают больше всех. Иные всю жизнь. Верно, госпожа моя?

Вопрос был обращён к Миухетти, которая вновь замолчала. Её лицо окаменело. Она вновь уставилась в одну точку.

«А ведь это справедливость, да, Нефер-Неферу?»

Владычица Истин, прекрасная женщина с белым пером в волосах медленно кивнула.

«Значит вот какова она. Остановиться на краю пропасти. Ты хочешь отомстить, Аменеминет?»

«Таковы государственные интересы», — прозвучал в голове голос Менны.

«Да. И я тоже хочу. Но не женщинам, детям и старикам».

Она подняла глаза на врача.

— Ты едешь в Фессалию? Я с тобой.

Фессалия, Пагасы[102]. Весна. Два года после битвы при Кадеше

Человек может бесконечно смотреть на три вещи — как течёт вода, как горит огонь, и как работает другой человек.

Смотреть на то, как работает феспиец Арг, сын Арестора, — одно загляденье. Вот только Анкей, прозванный Малым, лелег[103] с островов, испытывал от этого зрелища сложные чувства. Целый букет, от восхищения до раздражения. Наблюдая за феспийцем неотрывно, он диву давался его искусству. Привык думать, что только лелеги лучшие корабелы, да ещё критяне. Были таковы когда-то, но измельчали.

Феспиец Арг от рождения до десяти лет моря-то в глаза не видывал, а поди ж ты — корабли ныне строит на загляденье. Немало лет прожил в прибрежной Фессалии, вот и выучился. И многих учителей превзошёл. Анкей восхищался, а всё равно морщился. Хороших то кораблей, Аргом сработанных, едва половина будет, от общего числа. А остальные из сырого леса срублены. Скверно это. Без ума решение принимали. Анкей бы так не поступил. Видать и верно — можно сухопутного на берег моря привезти, но моряком всё одно не сделать. Им родиться надо.

А ведь здесь, в лесном краю, хорошо корабли строить. Не то, что на восточных островах. Лелеги всегда корабли строили в Пагасах. Телебои на Тафосе, Левкаде, Кефаллении, Итаке, лесистых островах. Лелегам не так повезло. Хотя, это как посмотреть. От телебоев ныне немного осталось. Сидели бы себе на западном краю земли, глядишь и сейчас бы здравствовали. Вот только кого там грабить? Пилос? Разве что. Не свинопасов же итакийских. Те сами кого хочешь ограбят. А на востоке торговля, богатства. Вот и полезли.

Принёс им погибель сначала фиванец Амфитрион, а потом и сын его Палемон. А может и не сын, всякое болтают.

Да и не важно. Главное — лелегам хорошо. Меньше соперников. Ещё бы троянцев спровадить к подземному Дию. Затем и собрались, как некоторые глупцы до сих пор думают. И радуются, что сам Палемон Алкид ныне в союзниках. Конец троянцам, к пифии не ходи. Впрочем, к ней никто и не пошёл. Пифия устами Губителя говорит, а он бог Трои. Бог Врат.

Несколько десятков работников под началом Арга смолили борта длинных кораблей, что лениво разлеглись на берегу залива, докуда хватало взгляда. Не меньше полусотни пентеконтер. Большинство уже готовы. Совсем скоро их спустят на воду, на борт взойдут воины, возьмутся за вёсла и вспенят воды Месогийского моря[104].

Могучая сила. Уже и не помнит никто, когда прежде собирали ахейцы подобную. Разве что при покорении царства Миносов, больше ста лет назад. Но свидетели тех времён лишь боги, нынешние же великие дела вершатся смертными.

Да, поистине великие дела, небывалые. Прежде могучие рати собирали лишь цари, а ныне союз составили множество племён и родов.

Здесь, на берегу моря, в Пагасах, неподалёку от фессалийского Иолка среди зарослей маквиса стояли пёстрые шатры дриопов, минийцев, долопов, феспийцев, калидонцев, лапифов. Здесь были и локры, и эвбейцы, мирмидоняне, лелеги, афиняне. Множество воинов со всех краёв «Пелопсова острова», северных и западных земель. Одни пришли целыми отрядами, даже родами. Другие поодиночке. Но и среди таких одни сплошь громкие имена. Беллерофонт, сын Главка, басилея Эфиры. Аргосец Амфиарай, что прорицать может, как говорят. Афинянин Тесей. Известный певец Орфей из копьеборных киконов[105]. Братья Бореады. Калаид и Зет, так же из земель фракийских. Братья Кастор и Полидевк, коих за почитание куретского Громовержца звали «юношами Зевса». Анкей Большой, сын Ликурга, тегеец. Анкей Малый, островитянин.

Вся эта разношёрстная толпа, призванная Автоликом, сыном Дедалиона, начала собираться в Иолке с конца осени. Вот уже несколько месяцев богоравные герои провели в постоянных кутежах, распутстве и поножовщине. Немало их