С моей точки зрения — моей и еще миллионов и миллионов людей и в Производном Мире, и в Пространстве Сна, — он не был того достоин. Но, надо полагать, и здесь, в ПС, среди тех, кто решает и определяет (я намеренно не говорю «людей»: это, конечно, существа иного плана, я уже как-то упоминал об этом), существуют разные мнения, оценки, намерения и цели. Движение Духа всегда внутренне противоречиво; дух не бывает неподвижным, стоит ему остановиться на миг — и исчезнет Пространство Сна, а вместе с ними все великое множество Производных Миров, в котором наш — даже не последняя буква пока что, и даже скорее всего не запятая, но в лучшем случае — маленькая точка в многоточии. Одним словом — личность и дела моего нынешнего собеседника и здесь, а не только в нашем мире, могут оцениваться по-разному. И точки зрения на судьбы Производного Мира тоже могут различаться вплоть до полной противоположности.

Одна из этих позиций мне только что стала известной от этого человека.

Если только…

Если только это действительно он.

Но наверняка существует и другая точка зрения. И мне обязательно нужно ее узнать. Потому что речь, возможно, идет уже не просто о судьбе Груздя. И даже не только о судьбе нашего Производного Мира. А о судьбе всего бескрайнего Бытия.

* * *

Мысль эта, до сих пор лишь робко постукивавшая клювиком, словно цыпленок, только собирающийся вылупиться из яйца, пробила наконец скорлупу и выбралась в большой мир, хотя еще мокрая и взъерошенная, но наделенная уже всеми нужными свойствами и качествами.

И тут же на нее, словно коршуны на цыпленка, накинулись сомнения. Целая их стая, чей клекот убеждал меня не принимать всерьез ничего из сказанного и услышанного.

И в самом деле: не являются ли и приглашение, и разговор, и требования, выдвинутые Дреминым, всего лишь очередным ходом моих противников? Убедившись, что в открытой стычке со мной справиться не так-то просто, они вполне могли прибегнуть к другой форме борьбы: вместо принуждения — к убеждению.

Да, есть над чем поразмыслить.

Что же мне: прямо потребовать доказательств? Наивно: какие в таком деле могут быть доказательства? В Пространстве Сна может быть создано все, что угодно. Тут можно только верить — или не верить. А не попробовать ли мне вторую возможность: отвечать на хитрость — хитростью, на маневр — своим маневром…

Если, конечно, хватит моей хитрости. Если Дремин — и в самом деле тот, за кого себя выдает или кем хочет казаться, то мне придется состязаться с одним из самых известных хитрецов Земли.

Если хватит… Но, как сказано, кто не курит и не пьет — тот не выпьет и шампанского.

А также: хорошо смеется тот, кто стреляет последним.

УБЕЖДЕНИЕ

Все эти размышления заняли у меня всего несколько секунд: в Пространстве Сна привыкаешь думать быстро — и можешь делать это, поскольку тяжелое вещество больших полушарий мозга в этом процессе не участвует.

— Итак, я вижу, что вы хорошо подумали над моим ответом на ваш вопрос, — проговорил Дремин, позволяя мне заметить, что конструкция фразы была и на самом деле свойственной ему. — В таком случае (он прижмурился) вы, может быть, позволите мне продолжить?

Я лишь безмолвно кивнул.

— Очень благодарен вам за разрешение, — сказал он, и в голосе явственно прозвучала ирония. — Я действительно собираюсь продолжить и рассказать вам о второй причине, которая побудила меня пригласить вас на этот ужин.

Я непроизвольно бросил взгляд на пустой стол. Дремин заметил это и усмехнулся:

— Вы совершенно правы: ужина как такового нет. Но это дело поправимое, и я вам обещаю, товарищ Остров, что ужин будет — а я никогда не нарушаю своих обещаний. Хотя лично я — в моей нынешней сущности — предпочитаю плотно завтракать, а ужинать весьма легко. Но прежде я хотел бы закончить наши деловые разговоры. Если вы, конечно, не возражаете.

Его усмешливая вежливость начинала уже раздражать меня. Но я попытался сохранить на лице выражение спокойного внимания.

— Итак, вторая причина. Вы, возможно, слышали известное некогда выражение: кадры решают все.

— Слышал.

— Приятно. Кадры — это люди, товарищ Остров. Люди, на которых руководитель может возлагать серьезные задачи и быть уверенным, что они эти задачи выполнят. Искусство руководителя, товарищ Остров, и заключается в том, чтобы подбирать нужных людей и расставлять их на нужные места. После этого ему остается лишь проверять качество исполнения. И если кто-то лишь казался нужным, а на деле проявил себя бесполезным — следовательно, вредным, — решать возникающую при этом проблему самым простым и радикальным образом. Вы понимаете, надеюсь?

— Понимаю.

Он кашлянул, снова прошелся по комнате, искоса глянул на меня.

— Что касается товарища Дремина, то думаю, что могу назвать себя умелым руководителем. Кажется, о том же говорит и история, не так ли?

— Совершенно верно, — ответил я, хотя еще за мгновение до этого вовсе не собирался отвечать. Похоже, странное обаяние этого человека действовало на меня помимо моего желания.

— Спасибо. Итак, занимаясь этой постоянной и необходимой работой — подбором и расстановкой кадров, — я собрал необходимые сведения и о вас. Нет, конечно, я не делал этого сам; у меня и тут есть необходимое количество квалифицированных сотрудников. Вы ведь знаете, товарищ Остров: те люди, с которыми мы работали там, продолжают работать с нами и в этих краях — если, разумеется, мы по-прежнему оказываем им доверие. Вы понимаете меня?

Я кивнул — раз и другой.

— Таким образом, у нас здесь создаются прекрасные условия для работы. И не возникало бы никаких проблем, если бы не одно обстоятельство. Не стану скрывать: обстоятельство неприятное, очень важное и нас крайне заботящее.

Он помолчал секунду, пристально глядя на меня. Мне почудилось, что я ощущаю физическую тяжесть этого взгляда, так что я даже поерзал на стуле, чтобы прогнать неприятное ощущение.

— Обстоятельство заключается вот в чем: все то, чего нам удается здесь добиться и что могло бы привести к самым плодотворным результатам в Производном Мире, не имеет туда выхода. К сожалению, отбор эпизодов из мозаики на реализацию нами не контролируется. Мы не в состоянии получить к нему доступ. А без реализации в ПМ все наши труды пропадают зря. Получается, что мы занимаемся работой ради работы — что является столь же бессмысленным и противоестественным, как, скажем, искусство ради искусства; в свое время существовало такое порочное, антимарксистское понятие. Или, может