девушек зрение было не испорчено чрезмерным чтением, а вот «для людей с ослабленным зрением становится темновато чуть ли не на час ранее». Мы согласны не обращать внимания на эти лацисовские «мелочи», помня, что имеем дело с художественной реализацией поговорки «в огороде бузина, а в Киеве дядька», что перед нами вновь разыгрываемый «урок» логики «несообразностей» в его журналистском варианте. Логики, упрощенной до предела. Рассчитанной на читателей, которых убеждают с помощью еще одного «художественного» приема. К такой логике ни А.С. Пушкин, ни Н.В. Гоголь, конечно, не имеют никакого отношения, хотя, как свидетельствует А. Лацис, Николай Васильевич и «молча ткнул пальцем на строки», указывая на нее. По-видимому, А. Лацис перепутал одну логику с другой, обыденную логику своего понимания (текста) с той логикой абсурда как художественного приема, которая все же не была чужда Н.В. Гоголю. И, возможно, именно на такие моменты и указывают лакуны в гоголевском тексте. Но так обстоит дело с нашей точки зрения. По мнению А. Лациса, этого не может быть, потому что не может быть никогда.

Такая точка зрения не только удобна, но и, по-видимому, позволяет А. Лацису и 16-й странице не ограничиваться фельетонами на литературные темы. Мы не удивимся, если А. Лацис напишет что-нибудь по поводу научных работ, в которых рассматриваются или гипотезы относительно механизмов старения, или гипотезе Сепира – Уорфа, или, в крайнем случае, теории глобальной тектоники плит. Как говорят, на чужой роток не накинешь платок.

В заключение мы хотели бы задать следующий вопрос, хотя он, может быть, и плохо увязывается со всеми изложенным раньше: «Что же все-таки случилось с 16-й страницей за последние полтора года?» Мы задаем этот вопрос серьезно, надеясь получить серьезный, не гаерский ответ.

Юдакин А.П.

Остепененная монополия: что тормозит процесс демократизации в науке

(печатается по изданию: «Известия». 29.07.1998 г. С. 6).

О застойных явлениях в науке сказано в последнее время немало. Долгие годы, гордо нося лавры «самой передовой в мире», она в то же время утрачивала позицию за позицией. Сегодня мы с горечью констатируем, сколь далека она оказалась от заветных «передовых рубежей».

Одна из причин сложившегося положения – бюрократизация науки. Демократические перемены, о необходимости которых с такой настоятельностью говорилось на XIX Всесоюзной партийной конференции, еще очень робко затронули сферу науки, академической, прежде всего.

Парадокс: институты изобилуют кадрами и в то же время страдают от их недостатка. Противоречие это понять легко, если вспомнить, что для Академии наук не характерна текучесть кадров, их обновление здесь происходит намного медленнее, чем в других сферах народного хозяйства. Из года в год университеты куют большое количество специалистов, но лишь ничтожно малая часть их пополняет академию, и она давно стала великовозрастной. Меры, предпринятые по омоложению науки, пока не принесли ощутимого результата.

Почему? Да потому, что и в науке получило распространение явление, которое я не побоялся бы назвать мафией. В течение последних десятилетий небольшое число лиц (как известных ученых, так и людей, далеких от науки) узурпировало право на монополию научной истины: выходят их книги, разрабатываются их идеи, без ссылки на корифеев науки работа новичка в печать не пойдет. Иногда без тени смущения «монополист» даже диктует молодому автору или докторанту, на какую из его книг следует сослаться. Упаси боже не сделать это: путь в науку будет закрыт.

Каковы же причины столь одиозного явления? Думаю, их две: отсутствие гласности и нарушение демократических начал в производственной и партийной жизни научного учреждения. Я далек от того, чтобы распространять это обвинение на всю Академию наук. Но то, что подобное явление существует, известно любому научному работнику.

Находясь у кормила власти, некоторые научные деятели целенаправленно проводят корыстную кадровую политику. Затем, опираясь на «своих» людей, они определяют направление научных исследований, как на местах, так и в более широком диапазоне.

Но неужели нет ничего, что противостояло бы протекционизму? Есть, но дело, однако, в том, что хороший порядок нарушается сплошь и рядом. Так, согласно существующим положениям, прием на работу в академический институт (или НИИ) должен осуществляться на основе конкурса. На практике же это превратилось в ничего не значащую условность. Под видом конкурса происходит целевой прием. В некоторых академических институтах, например гуманитарного профиля, 15 – 20 процентов от общего числа сотрудников – родственники. Добавим к этому, что члены одной семьи часто работают в смежных институтах.

Чтобы усилить свое могущество, научная бюрократия направляет фонд зарплаты и фонд поощрения в нужное ему русло. Скажем, по сей день квалификацию научных сотрудников в академической сфере определяет защита ими кандидатских или докторских диссертаций, что в известной степени связано с материальной заинтересованностью. Но поскольку фонд зарплаты все же ограничен, к защите допускаются преимущественно «свои». Для прочих создаются мелкие и крупные препоны.

В Институте языкознания АН СССР, например, за истекшие пятнадцать лет с десяток сотрудников получили степень доктора филологических наук, но из них половина защищалась на «стороне» или повторно. Как правило, это специалисты высокого класса. Возникает законный вопрос: почему они защищались не в родных пенатах? Очевидно, потому, что на практике научная дискуссия нередко превращается в сведение личных счетов. Только безгласные протоколы знают, сколько загубленных работ скрывается за их сухими формулировками.

Дело, конечно же, не только в незащищенной диссертации и не только в рублях, которые прибавит диплом кандидату или доктору наук, а в том, что человеку, годами, а то и десятилетиями разрабатывавшему определенную проблему, перекрыт путь в науку. Это уже беда…

Здесь уместно вспомнить о реформе ставок, осуществленной в академии в 1985 – 1986 годы. Замысел был, безусловно, замечательный: честь должна воздаваться по труду. Ввиду того, что эффективность исследовательской работы «новоиспеченных» кандидатов и докторов наук не всегда была высокой, решили внедрить принцип скользящих ставок с более тонкой градацией научных должностей: простое сочетание двух научных степеней (кандидат и доктор наук) и двух должностей (младший научный сотрудник и старший научный сотрудник) сменилось более сложным взаимодействием тех же двух степеней с большим количеством должностей, причем в каждой категории существует ряд все более увеличивающихся ставок. Есть успехи на научном поприще – получай повышение в зарплате.

Казалось бы, все хорошо. Но что получилось на деле, когда за него взялись бюрократы? Раньше, когда защита кандидатской или докторский диссертации влекла за собой резкое повышение зарплаты, злоупотребления были слишком заметны. Теперь же, при скользящей шкале ставок, семейственность и протекционизм получили простор: любые действия администрации легко оправдать дежурной фразой: «Эта работа