Шрифт:
Закладка:
— Я сижу? Да я, если захочу, больше тебя заработаю. А эти фантики вон. — Проговорила та и кинула их в открытое окно.
Зря. Бугор вскипел. Подскочил со стула, подхватил девушку в охапку, поднес к окну и выбросил ее. Хорошо, что этаж был первый. Не высокий. Та, как резаный поросёнок, стала визжать и ругаться там, на улице. Но он ведь предупреждал. Женя всегда делает то, что обещает. С ним такие игры не проходят. Вот и остался он без девушки и без жилья. Так и ошивался в свободное время в Ольхунах. Один. В огромном доме.
«Меня эти черти пробивают. Ты там объясни своему другу, кто я и что может последовать за этим» Писал Леха Алёне.
«Че такое?»
«Да интересуются, где я сижу, за погоняло. Короче, я могу и по-другому решить. Но на хрен мне это надо.»
А сидел он тогда в Красноярске. Как его туда занесло, одному черту известно. Но конечно не только ему. А на воле происходило много всего интересного и без него. Настя 20 ноября родила сына. Опять же Алик к ней ездил в больницу и возил различные необходимые вещи. Встречал потом тоже на выписку ее. Сына она Алексеем назвала. Записала сразу, на фамилию Аськин, чтобы у Лехи потом не было претензий. Хотя и тяжело далось ей это решение. Не хотела она уже больше ни чего общего иметь с Лехой. Очень была на него обижена.
Торпеда узнал об этом. Но ему все было до лампочки. Нет, рад конечно был, что у него сын родился, но больше, то он ни чего и не мог поделать, сидя в лагере.
А тем временем, администрация начинала наступать на пятки Лехи. Ведь он уже по приезду, сразу же поставил себя как подобает перед общественностью. Люди его поняли. Он завоевал авторитет и уважение, среди сидельцев. Ну это было в его репертуаре. Зона была рабочей, режимной. Ни какого особого черного хода там не было и быть не могло. Все контролировала администрация и актив. Различные люди из околоплавающих блатных, сидели в СУСе, под крышей. У каждого барака, была своя локальная территория. Ни кто особо ни куда не шастал. Мужики собирались утром и после развода шли на работу в столярный цех, мебельного производства. Шныри драили расположение.
Вызвали Леху как-то раз, к старшему оперу. Он прихватил с собой одного человека — бывшего майора разведки, который сидел теперь за нанесение тяжких уже четверный год Звали его просто — «Февраль». Закоренелый вояка, тоже со своим характером и принципами. Торпеда как-то сразу с ним сошелся в дружеских отношениях. Ведь знал Леха, что нельзя ходить к куму одному.
— Ну здравствуй, Аськин. — Первый начал мент, не дождавшись доклада осужденного.
— Ну здрасти. — Теребя за спиной мятую форменную кепку, проговорил и Торпеда.
— Наслышан за тебя. Ну что? Как будем жить вместе? Ты работать вообще собираешься или так и будешь дальше продолжать стены в бараке подпирать? — С ухмылкой спросил опер. — Ты садись. — Показав рукой на стул напротив себя, сказал он.
— И так сижу! От работы дохнут кони, но а я бессмертный пони! — Отшутился Леха. — Какой базар, начальник? Есть где можно поработать и душу отвести, чтоб от безделья не сойти сума, то я завсегда!
— Присаживайся. Мест много. Ты ведь у нас уже не первый раз сидишь? — Развалившись на кресле, продолжал тот.
— У вас первый. А так да, уже был судим. Отбывал в своём регионе. Теперь вот, занесло сюдой. — Ответил Алексей.
— Ну да, ну да. Ходят тут за тебя слухи, что ты пользуешься уважением, среди контингента. Вроде только с этапа, а уже успел поставить себя. К мужикам, в грязный цех, тебя не засунешь уже. Пойдешь в СДП?
— Начальник. — Выпучил глаза Леха. — Экхм. При всем уважении, но как-то сходу, вот так, меня в Козлятник записывать, не в масть мне! Оглядеться надо бы.
— Да? Ну тогда иди от сюда! Оглядывайся! — Резко переменился в лице кум.
— Че хотел, Марк Антонович? — Поинтересовался Февраль, когда Леха вышел из кабинета.
— Да в козлы вербовал. Все как всегда — предсказуемо. — Ответил Торпеда. — На хрен мне такое счастье?
— Да и зря отказываешься. Я вот завхозом парюсь уже два года и ни чего, не обломился. Сперва тоже мялся, на распиловке стоял, с утра до ночи. Спал по два часа, потому как и ночью поднимали, чтобы норму сделать. Весь вонючий, грязный и пыльный. Потом поразмыслил и пришел с заявлением. Как раз и наш бывший завхоз на волю уходил. А мне что? Я не блатной и ни когда им не был. Всю жизнь на должности командира стоял. Ну вот и сейчас тоже. Зря, Лёха, отказался. Можно и на Удо расчитывать. — Ответил Февраль.
— Так меня в самый козий угол он хочет задвинуть. В Сдп! Потом, в случае чего, вообще не соскочишь. На любой тюрьме предъявят, мол был краснее пожарной машины. Порвут! Я то знаю. Не первый раз у хозяина.
— А ты че, собираешься еще в тюрьму?
— А я и так тут. И кто его знает, как все может повернуться. Да и УДО мне это — тоже не всралось. Короче, не хочу затрагивать лишний раз это дерьмо.
— Эх, Леха, мутный ты всё-таки тип. — Похлопав его по плечу, ответил Февраль.
А уже вечером, в расположение вломились менты в масках и начался шмон. На проход летело все. От неположенных бритвенных станков, до различных запрещённых вещей: телефоны, зарядники, флешки, симки и многое другое. В первых рядах конечно же влетел Торпеда. У него и у других парней застукали телефон. Это было грубое нарушение режима. Естественно, знала об этом администрация, но лояльно относилась к сидельцам. Позволяли иметь при себе мобильники, но без фанатизма. Лишь бы не нарушали режим содержания. Лехе все стало понятно, зачем и почему, именно сегодня устроили этот цирк. Хотя обычно завхозов отрядов, о шмонах предупреждали. Отправили его в шизо на десять суток.
По возвращению в барак, после отсиженых дней, Торпеду встретили близкие по отряду, провели в каптёрку, напоили чаем, плеснули туда немного коньячка. Краем взгляда, Леха увидел в секции одного молодого парня. Совсем мальчика, которого вот несколько дней назад, привезли этапом. Он сидел возле своей койки, положа голову в руки, всхлипывал и трясся. Таких обычно не трогали,
