в которых государь был откровенен и предлагал начать отношения с чистого листа. Он сознавал свои ошибки и понимал, что только дружная работа его со своим главным помощником сможет поднять империю на должную высоту. Обещал впредь не скрывать от него никаких правительственных дел и идти, как и прежде, рука об руку. Заканчивалось письмо предложением взять прошение об отставке обратно и на следующий день приехать в Царское Село для доклада.

На следующий день Столыпин отправился к государю на аудиенцию.

— Я согласен остаться на посту премьер-министра, — сказал он государю, — но и вы пойдите мне навстречу.

— В чём это состоит? — спросил государь.

— В утверждении представленного мной законопроекта, — твёрдо сказал Столыпин. — Для того, чтобы разрешить министерский кризис, необходимо распустить на три дня и Думу, и Государственный совет, а за это время вашим высочайшим указом провести закон о земстве...

— Хорошо, — ответил государь. — Теперь все неясности между нами устранены?

— Нет, ваше величество.

— Какое ещё недоразумение не улажено?

— Я считаю, что Дурново и Трепов, использовавшие ваши слова для давления на Государственный совет, должны быть отправлены в бессрочный отпуск до конца года. Для того, чтобы не муссировать происшедшее, им не мешало бы выехать на некоторый срок за границу.

— Вы правы, Пётр Аркадьевич, — согласился государь. — Страсти должны поутихнуть...

Столыпин попросил государя “для памяти” записать его условия, что Николай II и сделал, записав всё синим карандашом на большом листе блокнота. Лист этот стался у Столыпина.

Итак, затянувшийся кризис завершился победой премьера.

На три дня были распущены Государственная дума и Государственный совет. 12 марта 1911 года, когда депутаты собрались в Таврическом дворце, председатель думы А.И. Гучков объявил:

— Прошу выслушать именной высочайший указ...

Высочайший указ повелевал занятия Государственной думы прервать на основании статьи 99-й основных государственных законов, назначив сроком их возобновления 15 марта 1911 года. Следующее заседание Гучков назначил на вторник, в одиннадцать часов утра.

Депутаты разошлись.

А 14 марта высочайшим указом, скреплённым Столыпиным, закон о земских учреждениях в западных губерниях был проведён по статье 87-й Основных законов. Словом, Думу провели. Депутаты были шокированы.

Когда Дума возобновила работу, то приняла четыре запроса, адресованных Столыпину, о незакономерности изданий высочайших указов в перерыве заседания законодательных учреждений и введении земства в шести западных губерниях. Запросы шли от четырёх партий: октябристов, народной свободы, прогрессистов и социал-демократов. Нажим на закон никому не понравился. Столыпина поддержали только часть правых и русские националисты, от имени которых выступил Шульгин.

В конце своей речи Шульгин сказал:

— Здесь велась продолжительная атака на Столыпина. Я не призван защищать его и поставлю вам только один вопрос. Этот человек взял на себя тяжесть: на нём висит роспуск первой Думы, на нём роспуск второй Думы, на нём закон 3 июня, на нём закон 9 ноября, на нём начатая борьба, тяжёлая борьба, с беспорядками в высшей школе. Человек перегружен... (в зале раздался смех).

Может быть, толкнуть его можно, может быть, вы его толкнёте, может быть, он упадёт. Но вы мне ответьте: кто подымет тяжесть?

Полемика в Думе была яростной, намного ожесточённее, чем раньше.

И началась новая осада Столыпина. Отдохнувшие депутаты дружно принялись за премьера, упрекая его в давлении на закон и других смертных грехах..

Досталось и Шульгину, который защищал Столыпина.

— Господа! — сказал депутат от Области войска Донского, врач и юрист Моисей Сергеевич Аджемов. — Вот выступает модная ныне группа, которая как бы заявляется группой правительственной. Выступает новоявленный её лидер, депутат Шульгин, и что же мы слышим? Депутат Шульгин сказал нам: главное, что здесь прозвучало, это то, что всё было направлено против Столыпина. Он, по словам депутата Шульгина, “перегружен”. Он перегружен, говорит депутат Шульгин, роспуском двух Дум, он перегружен законом 3 июня, который есть акт государственного переворота, он перегружен актом 9 ноября, который, по-видимому, и с точки зрения депутата Шульгина был незаконно проведён по статье 87, раз он его ставит на одну доску с законом 3 июня: он перегружен, наконец, сегодняшним днём, и мы надеемся, что этот груз потянет его на дно.

Аджемов упрекал правых:

— Что же вы молчите — вы, которые всегда бряцаете своим монархизмом? Что же вы не придёте и не скажете, что пред глазами всей России колеблются этим человеком те принципы, которые вы защищаете, бессилие которых компенсацией государя Столыпину было в полной мере подчёркнуто. Нельзя простирать своё угодничество до предела забвения своих принципов.

Выступил граф Алексей Алексеевич Уваров:

— Я считаю, что так как правительство тут отсутствует, то господин Шульгин является в данное время правительственным оратором... Я должен сказать Шульгину: я был лично всегда против закона о западном земстве. Я думаю, господа, — депутат обратился к сидящим справа, — вам до западного земства совершенно нет никакого дела и до статьи 87 никакого дела, вы просто бессловесно, слепо преданы тому лицу, которое имеет власть.

И Уваров припомнил графа Аракчеева, у которого было написано в девизе: “Без лести предан”.

— Да, без лести он был предан Александру I, а вы, господа, преданы Столыпину, это так. Но слова “без лести” вы не можете написать на вашем девизе.

Последние фразы он произнёс с пафосом:

— В данное время, если вы будете поддерживать Столыпина, то сами себя уничтожите. Зачем вы тут сидите, никому не нужные? Оставьте одни манекены, которые на всё, что им будет говорить Столыпин, будут отвечать: да.

Но наибольшее впечатление на депутатов произвела речь В.М. Пуришкевича, того самого, который несколько лет спустя принял активное участие в убийстве Григория Распутина, посчитав, что спасти Россию может только смерть старца.

Пуришкевичу аплодировали почти все.

Из выступления В.М. Пуришкевича:

“Помимо закона, данного государем, о котором мы рассуждать не можем, есть действия председателя Совета министров, и об этих действиях я хочу говорить, ибо в данный момент только холоп может молчать после того, что сделано в отношении нас, и в частности, скажу я, как член этой палаты, и меня. Председатель Совета министров низринул авторитет и значение Государственного совета.

В такой момент, когда требуется наибольшее напряжение правых сил империи, в момент, когда империя находится накануне, может быть, глубоких внешних и внутренних потрясений, председатель Совета министров из чувства личной, не государственного характера, а личной мести позволил себе сосчитаться, крича всюду о законности, с председателем правых Государственного совета П.Н. Дурново. Националисты правой партии кричат: