отнять главного — любви к Родине и преданности нашей Идее! — в голосе появился лязг танковых траков и чеканящие шаг пехотные шеренги, губы исказились в хищном оскале. — Попытка от меня избавиться — главное подтверждение того, что мы с товарищами ведем страну правильным курсом, подготавливая масштабные экономические реформы, которые начнем воплощать со следующего года. И я знаю, о чем все думают — а если настоящий Андропов кормит червей, а нам показывают ряженого? Вы совершенно правы, товарищи — как бывший работник Комитета Государственной Безопасности, подобное недоверие я могу только всячески приветствовать! По словам врачей, мой вид сейчас способен напугать кого угодно, и я приношу свои искренние извинения всем, кто увидит меня таким. Обещаю — официальные портреты перерисовывать не будем, потому что в школах и детских садах негоже вешать страшилки, — улыбка стала ярко выраженно человечной. — Савелий Антонович, помогите, пожалуйста, убедить товарищей, что Юрий Владимирович Андропов действительно жив.

Доктор подошел и начал аккуратно разматывать бинты, кое-где — с кусками кожи, вызывая ручейки свежей сукровицы.

Аккуратно взял ладонь Виталины в свою. Она благодарно сжала пальцы. Помнит собственные ожоги, и смотреть на такое ей хуже вдвойне.

Сначала появилась украшенная жуткими, полопавшимися волдырями, лысина. Следом — наполовину обожженный лоб. Далее — пугающая пустотой глазница. Левая щека — сплошное месиво, равно как и подбородок.

— Чем же тебя накачали, деда? — наконец-то сломавшись, простонал я, из глаз потекли слезы. — Он же вообще говорить в таком состоянии не может!

— Тщщ, — ласково шикнула на меня Вилка и мягко обняла.

Бинты покинули голову Генерального секретаря, оставив податное население наедине с изуродованным лидером сверхдержавы.

— Савелий Анатольевич, могу я попросить у вас зеркало? — вежливо произнесло больше похожее на нежить, чем на человека, существо.

Кивнув, врач выдал запрошенное.

— Что ж, — пожал плечами Андропов, отложив зеркало. — В некоторой степени мое теперешнее лицо можно считать живой иллюстрацией законов диалектики.

Виталина, даром что сценарий (потому что все по «медийной стратегии») сама печатала, нервно хохотнула. Значит в жилищах по всему СССР реакция будет как надо — до хохота сквозь слезы облегчения.

— Товарищи, прошу у вас возможности немного отдохнуть, — тоном, словно предназначенным для лучших друзей, попросил мой бедный дед. — Клянусь — как только я немного окрепну, сразу же примусь за работу, — клятва лязгнула автоматным затвором. — А после… — он издал тихий смешок, широко улыбнулся, игнорируя образовавшуюся в корке на левой щеке глубокую трещину, и предельно жизнерадостно пообещал. — Жить станет лучше, жить станет веселее!

— До мурашек, — поежилась Виталина.

— Всем дрожать, мрази! — рявкнул я, вымещая накопившееся за эти дни. — Вот это дед дал! Да я и на пять процентов такого актерского мастерства не рассчитывал — а он, весь по уши в морфии, в шоковом состоянии, при потерянной любимой жене и куче травм выдал вот это!

— Юрий Владимирович всегда славился профессионализмом, — с умиленной улыбкой одобрила девушка мою гордость за старшего родственника.

Диктор забубнил про «попрощаться с погибшими можно…», и я выключил телевизор, пояснив:

— Прощаться пойду обязательно, но мне все равно адрес скажут.

— Не оправдывайся, Сережа. Ты — совсем не циник, и я вижу, как тебе больно, — утешила Виталина.

— Х*ли там мое больно, — отмахнулся я и зевнул. — Догнала-таки усталость. Можно у тебя заночую?

— Еще спрашиваешь! — широко улыбнулась она.

* * *

В Советском союзе понятие «первой леди» фактически отсутствует. Жен не выпячивают — ну а зачем, вон она, рядом постояла, попугала окружающих своим внешним видом (у жены Брежнева это шикарно получалось — он ее даже сам «Витькой» называл, настолько у нее гормональный фон в сторону тестостерона ушел) и пошла домой — с детьми сидеть.

Именно об этом я думал, шагая на почтительном удалении от везущего гроб с телом Татьяны Филипповны кортежа и наблюдая совершенно чудовищное количество народа. Да это почти как во время похорон Леонида Ильича! Настоящий феномен, если честно — пышнее жену хоронил только заказчик Тадж-Махала, это ведь гробница. Лица — траурные, но почему-то решительные. И просто совершенно чудовищная тишина — ни шепотка из толпы не доносится, и даже стандартно шумные дети прониклись и солидно сопят носами.

Бредущая в тишине, под играемый оркестром траурный марш, бесконечная вереница укутанных в черное людей создавала почти сюрреалистическую картину. Ждем вечером по «Голосам» набросы на тему «принудительно согнали народ хоронить жену кровавого диктатора». Плевать — вот теперь я совершенно ясно вижу, что все проделанное было не зря, и каждый Советский гражданин последует за своим изуродованным, но не сломленным Вождем прямиком в Ад.

Хорошо, что нам туда не надо!

Глава 27

Бомбануло! В Грузии бомбануло — видимо, обещание «жить лучше и веселее» некоторые поняли превратно. Ну не тупые ли? Дед же нифига не врал — реально станет лучше и веселее. Но на то расчет и был, и теперь в телевизоре очень такой лихой и одухотворенный Шеварнадзе, грозно потрясая ручками, рассказывает о том, что любые «провокации» будут пресекаться на корню и ввел на территории республики комендантский час и временный запрет на массовые скопления людей. До этого недовольных, накрученных ворами, цеховиками и остаточными «донецкими» чиновниками грузин (этнические русские, которых в Грузии очень много, благоразумно бунтовать на главной площади Тбилиси не пошли) поливали опробованной на китайцах в Дамане подперченной водичкой из поливальных машин, а еще — наконец-то получилось проверить в деле давно готовый (по чьему предложению? Правильно!) спецотряд «демократизаторов» — то бишь «космонавтов» со щитами и дубинками. Работают вполне эффективно, надежно вбивая в сбившееся с пути истинного население лояльность законным властям. Кроме Шеварнадзе, показывали прибывших в Грузию армейскими бортами Щелокова и Цвигуна — все работают в «тесном взаимодействии» и обещают навести порядок еще до Дня Великой Октябрьской социалистической революции.

«Голоса», как и ожидалось, в свете последних событий натурально визжат и захлебываются от восторга, вписывая «грузинскую борьбу за свободу» в общий «кейс», вместе с покушением и кучей накиданной туда для увесистости мелочевки, выводя из всего этого «стремление наиболее разумной части номенклатуры избавиться от диктатора». Удачи — даже самые отбитые после всего случившегося от таких удивительных мантр только потешаются и желают «диктатору» здоровья и долгих лет жизни.

Никуда не делась и созидательная компонента новостей, где, во время кусочка с отчетом об эпично выигранной битве