— Скалку офигенную сделал, — похвастался я. — Мама радуется, отчим трепещет и клянется вести себя хорошо.

Девушка хихикнула и начала гладить меня по волосам:

— Не хочешь жаловаться, да?

— Вообще не хочу, — покачал я головой. — Я знаю, что ты поймешь правильно, не осудишь и вот это вот все, но здесь — действительно не хочу. Я тебя люблю, Виталина, и пришел только поэтому. Да, шел мрачный, но это у двери закончилось.

— Любишь, значит? — улыбнулась она.

— Мечта же, — улыбнулся я в ответ. — А как мечту не любить? Замуж пойдешь за меня через два года?

— Ааа?! — подскочила с дивана почему-то сильно удивившаяся Вилка.

— Обидно даже как-то, — вздохнул я.

— Я согласна! — поспешила она меня успокоить. — Просто я правда не ожидала!

— Ну и хорошо, — улыбнулся я ей.

— Журнал увидел? — смущенно спросила она.

— Какой? — не нашел я связи.

Виталина залезла в стенку, достала оттуда глянцево блестящий буржуйский журнал и показала мне разворот с репортажем о свадьбе Магомаева и Насти, состоявшейся в ресторане на вершине Эйфелевой башни.

— Дорого-бохато, — оценил я просто отвратительно-«элитные» фотки гостей и убранства. — Такого не обещаю, извини, я вообще за бугор не хочу ездить как можно дольше. В идеале — не ездить вообще. Все отечественное — целиком в твоем распоряжении.

— В «Прагу» не хочу, — поморщилась Виталина.

— Колхоз, да, — покивал я. — А что поделать, если «сливки Москвы», по-сути, деревенская знать?

Девушка залилась счастливым смехом, нежно меня расцеловала и пообещала:

— Сейчас вернусь.

И ушла в ванную, надо полагать, смывать косметическо-укрепляющее.

А разве могло быть по-другому? Вилочку я терять не хочу, а значит нужно постепенно ее от себя отдалять туда, где спокойно и безопасно. Например — воспитывать наших детей, а мне будет достаточно пары КГБшных громил.

— Изменять же буду, — тихонько вздохнул я.

Прямо невовремя, потому что вода как раз стихла, а слух у девушки, как и все остальное, совершенно нереалистичный.

— Мне-то чего? — фыркнула она, появившись в комнате без штукатурки и огурцов, но все еще в бигуди. — Хочешь на кого похуже размениваться — пожалуйста, но будешь наказан неделей отлучения от этого… — эротично провела ладонями по груди, талии и бедрам. — Идеального тела.

— Ох и велика цена! — неподдельно ужаснулся я. — Отличный повод быть крайне осмотрительным.

— И с кем ты мне собрался изменять? — вкрадчиво спросила она, сев мне на колени и обняв за шею.

Поцеловав ее шейку — выше не дотягиваюсь — честно ответил:

— Имею нехорошие позывы к приемной сестре.

— Да ты извращенец! — приложила меня Виталина, «испуганно» прикрыв рот ладошкой.

— Нет мне прощения, — покаянно вздохнул я.

— Она красивая девушка, — погладив меня по волосам, спокойно признала она. — Может лучше жениться на ней, а изменять — со мной?

— Я обещал нас не хоронить, — вздохнул я. — Но терять тебя вообще не хочу. Прости, но «первая леди» из тебя получится образцово-показательная, поэтому подвергать тебя опасностям в какой-то момент придется перестать. Прости.

— Не извиняйся, глупый, — прижав меня к себе покрепче, прошептала она. — Может быть воспитывать детей не так уж и скучно?

— Прямо тихонько себя ведем тогда ближайшие два года, — выдал я инструкции. — Пули не ловим, не взрываемся, не травимся. Ок?

— Ок! — хрюкнула она.

Долгий, скрепляющий договоренность поцелуй, переходящий в не менее долгий и не менее приятный процесс на разложенном для удобства диване, который пришлось со смехом прервать, чтобы выключить засвистевший на кухне чайник. Продолжили, отдышались, и Виталина указала на телек:

— «Берегись автомобиля» сейчас будут показывать.

— Посмотрим! — вполне охотно согласился я.

Под чай с тортиком посмотрели кино, и пошла отбивка «Времени».

— Прошлой ночью произошло ужасное, — мрачным тоном заявил диктор. — В ходе попытки государственного переворота совершено покушение на Генерального секретаря ЦК КПСС Юрия Владимировича Андропова.

— Не стали вилять, — одобрил я грозное словосочетание «попытка государственного переворота».

— Взрывное устройство под автомобиль Генерального секретаря было установлено предавшим доверие народа сотрудником Девятого отделения КГБ. Инициаторами попытки убийства законно избранного Генерального секретаря выступила группа предателей из ЦК во главе с Председателем Президиума Верховного Совета СССР Дмитрием Степановичем Полянским.

Диктор сделал паузу и предельно грустно посмотрел в камеру — вот мол, товарищи, какая жесть творится.

— В результате подрыва автомобиля погибли жена Юрия Владимировича Татьяна Филипповна Андропова и его личный водитель Александр Николаевич Лукин...

— Вот и познакомились, дядь Саш, — прошептал я.

Виталина ласково погладила меня по голове.

— Сам Генеральный секретарь в тяжелом состоянии был доставлен в реанимацию с травматической ампутацией пальцев левой руки: безымянного и мизинца, осколочным ранением бедра и ожогами лица и головы четвертой степени. Врачам удалось спасти жизнь Юрия Владимировича, и в данный момент он уже пришел в себя. В нашу студию поступило видеообращение товарища Генерального секретаря к народу и соратникам по классовой борьбе. Товарищи, — вдруг вздохнул диктор. — Согласно должностной инструкции, сейчас, впервые в истории Советского телевидения, я должен попросить беременных женщин и детей отвернуться от экранов, на которых появится Генеральный секретарь.

Появилась ярко освещенная палата — никаких цветов и телеков, но присутствуют двое врачей в «стерильно-ожоговой униформе». Камера установлена перед кроватью, на которой сидит укрытый по пояс, одетый в больничную пижаму человек с замотанной в несколько пропитавшиеся сукровицей бинты головой. В руках — капельницы, а повязка оставляла открытой правый, красный от полопавшихся капилляров, глаз и губы: левый край рта покрыт коркой.

— Здравствуйте, товарищи! — хрипло, но твердо и уверенно произнес он в камеру.

— Вот сейчас нужно было брать крупный план лица, — остался я недоволен работой оператора. — Вон кожа в углу рта треснула, кровь течет, но если телек черно-белый и мелкий — хрен разглядишь.

— Враги отняли у меня любимую жену, которая много десятилетий была мне верной боевой подругой, — медленно выговорил Андропов.

Какой голос! Словно вой ледяных колымских ветров — до мурашек вдоль позвоночника, и это притом, что вот этого мужика я успел узнать получше многих десятки лет проработавших с ним сослуживцев.

— Враги отняли у меня пальцы, — показал забинтованную ладонь. — Отняли глаз. Но не смогли