довольно большой кувшин. Она идет за водой к ближайшему источнику. Рабыня это или свободная женщина, трудно сказать по виду, потому что и те, и другие во внешнем наряде мало чем отличались, а рабов имели даже и в бедных домах. Вот мужчина в простой рубахе без рукавов, какую надевают работники, гонит волов на полевые работы. Чем дальше, тем больше народу появляется на улице. Там пастух гонит овец, там едет телега с разной кладью – с деревенскими продуктами в Афины на рынок. Тут есть и сыр в плетенках, и корзины со смоквами, разные овощи, битая дичь, мед в глиняной амфоре, которым так славились горы Гиметта, рыба – словом, все, чем деревня снабжает большие города. В городе то и дело слышатся выкрикивания торговцев: «Угольев! Уксуса! Масла!» и т.п.

В деревне не слышно этого, потому что всякий старается все заготовить своими средствами. Дома готовят и грубую незамысловатую одежду, и всякие предметы домашнего обихода; только в крайнем случае закупают в городе на рынке, куда свозятся товары со всех концов… Пропитание себе всякий старается получить от своего же участка земли. Правда, при скудости каменистой почвы Аттики своего хлеба слишком недостаточно, и больше приходится пользоваться привозным. Привозили его с Эвбеи, из Сицилии, из Египта, а главным образом – из нынешней Южной России. И на обратном пути из Афин крестьянин постарается захватить 2—3 корзины зернового хлеба. Вот тянутся по дороге возы с бревнами и глыбами мрамора из гор Гиметта, очевидно, для каких-то построек в Афинах.

Вот тащится мул с перекинутыми на обе стороны мехами с вином. А там в экипаже выезжает чуть ли не целое семейство. Все как-то особенно по-праздничному разряжены, и из тележки раздается громкое блеяние барана. Едут в город принести скромную жертву олимпийским богам; надо поспеть до полудня, потому что небесные боги принимают жертвы от смертных только утром; другое дело подземные боги – тем полагается жертва вечером.

Женщины у колодца. Рисунок на вазе. V в. до н.э.

Народ высыпает на улицу, и там сосредоточивается вся жизнь; в доме остаются разве только по необходимости. Собираются кучками, и начинается оживленный разговор. Кое-где слышится перебранка неуживчивых соседей. Тут же мать подошвой от старых сандалий наказывает провинившегося мальчугана. А там на задворках суеверная женщина спешит поведать восходящему солнцу недобрый сон, приснившийся ей в ту ночь. Народ верит, что сила дневного света уничтожает всякую нечисть, порожденную мраком ночи, и что поэтому стоит только рассказать солнцу недобрый сон, чтобы отвратить от себя предвещаемую им беду.

От берега шумной толпой идут рыбаки с рыболовными принадлежностями; они возвращаются с промысла, толкуют об улове, и часто слышится в их разговоре имя бога Посейдона. Издали доносятся звуки рабочей песни: поднимают ли что-нибудь, или, может быть, забивают сваю – после равномерных перерывов слышится дружное «уханье»:

Ну-ка, ну-ка, все за дело!

Всё готово уж сейчас.

Не зевать же, чтоб кипело

Живо-живо всё у нас!

Вот оно, вот-вот готово!

У-у-ух, валяйте все!

У-у-ух, разочек снова!

У-у-ух, еще раз все!

Эвксифей по приезде в деревню хотел повидать некоторых из своих старинных друзей. В каждом местечке есть такой пункт, где могут приютиться досужие люди. В Афинах чаще всего таким пунктом бывала какая-нибудь цирюльня. То же самое было и в деревне. Нужно ли разыскать кого-нибудь, стоит пойти в такое место, чтобы получить все сведения. Эвксифей и пошел к мастерской суконщика. Она находилась почти посреди деревни, прямо напротив невысокого столба, в верхней части которого с трудом можно было разобрать очертания головы Гермеса. Эти так называемые гермы можно было встретить чуть ли не на каждом шагу на улицах и дорогах.

У дома суконщика велся нескончаемый разговор о вреде новых порядков и новых учений, которые царят в городе. Вообще деревня всегда менее поддается новым веяниям. То, что в городе уже более или менее привилось и укоренилось, в деревне рассматривается как новшество, и притом, конечно, вредное. «А то ли дело прежде-то!» – говорит один пожилой, но крепкий коренастый крестьянин. «Зато тогда и было поколение марафонских бойцов. Ребятишки, бывало, ходили чинно по улицам в школу без всякого верхнего платья, хотя бы хлопьями сыпал снег. И были все крепкие и с цветущим здоровьем. А нынче с пеленок ребят уже кутают в плащи. Слышно, заводят там уж и новых каких-то богов. Говорят, солнышко – Гелий уж не бог, а раскаленная, видишь ли, глыба». – «Это все ученые люди придумали – провались они пропадом», – замечает кто-то из собеседников. – «А вот что хорошо они придумали, – прерывает один юркий, развязный человек, – сказывают, там учат и такой науке, как не платить долгов. Есть там будто бы у них такие два слова – сильное и слабое, которыми добьешься всего, чего хочешь».

Полевые работы. Рисунок на вазе. VI в. до н.э.

Приход Эвксифея заставил перебрать разные события деревенской жизни. Тут ему рассказали о несчастном случае с одним из местных богачей, Клеенетом. Недавно он, копаясь около своих виноградных лоз, рассек себе ногу, и очень сильно. Через три дня от раны у старика вздулась опухоль, ударило в жар и стало ему совсем невмоготу. Тут кому-нибудь бы нужно походить за ним, а домочадцы и рабы, на попечении которых он остался, все бросили его охать да стонать, только один молодой работник, крестьянин из соседнего дема, отнесся к нему, как к родному отцу: достал лекарств, стал мазать, растирать, обмывать, подавал ему кушанья, всячески успокаивал и наконец – это после того, как он совсем было махнул уж на себя рукой – поставил его на ноги своим уходом. Старик же, поправившись и сидя дома без дела, так как пришлось забросить кирку, а болезнь уж прошла – такой он живой и крепкий – стал расспрашивать молодца про его дела, а может быть, и раньше кое-что знал о них. Тот рассказывал об этом, и, когда речь зашла о сестре и матери и про их бедность, тут он расчувствовался, и ему пришла мысль во что бы то ни стало отплатить благодарностью за хлопоты о себе. Вот он, одинокий, на старости лет и надумал жениться на девушке. Такой конец не удивил никого; всем понятны расчеты пожилого человека. В деревне еще больше, чем в городе, людьми руководят религиозные соображения. Вот и Аполлодор