Шрифт:
Закладка:
— Здравствуйте, дорогие соседи! — говорю я — Позвольте представить вам нашего американского гостя, Джона Сирила Рида.
Люди потянулись лично поручкаться с Дином. Кривенчиха заодно уточнила у меня:
— А по отчеству-то как Дина величать?
— Сирил, по-нашему значит Кирилл. Получается, Дин Кириллович.
— Во! А болтали что у американцев имена непонятные! Вот и верь людя́м после этого.
— А что, бабоньки, — поднялась мама — давайте покажем нашему гостю, как русские умеют петь.
— А давай! — махнула руками Андреиха — заводи Таюшка, про тонкую рябину.
— Что стоишь, качаясь, тонкая рябина
Завела мать, а бабы подхватили слаженным многоголосьем:
Головой склоняясь до самого тына![84]
Спели «Тонкую рябину», спели «Ой там, на горi», а потом и сплясали под «Течёт ручей». Дин слушал, искренне и радостно улыбался, а кое-где и подпевал.
Наконец певуньи немного утомились, Кривенчиха принесла две трёхлитровые банки земляничного компота и поднос со стаканами:
— А вот угощайтесь, дорогие соседи!
Другие бабы тоже прыснули по домам и вернулись кто с выпечкой, а кто с домашней колбасой. Катерина принесла каравай хлеба, который она вчера выпекла и гордо поглядела вокруг: мало кто умеет печь хлеб.
— Дин Кириллыч, — обратилась к Дину Кривенчиха — вот нам очень любопытно, а у вас там, в Америках, простые люди спивают?
— Поют. Конечно, поют! Хотите, я вам спою песню простых фермеров?
— Фермеры, это по-нашему землеробы? — уточнила Кривенчиха.
— Да! Именно так! — подтвердил Дин и затянул незнакомую мне весёлую песенку в стиле кантри. После одобрительных возгласов, добавил ещё несколько песен, а потом спел «Шестнадцать тонн», песню шахтёров.
— Юра, обо что эта песенка? Очень она весело звучит, а всё одно, чувство от неё тоскливое. — спросила меня Андреиха.
— Песенка и верно, невесёлая, это Вы верно почувствовали, Вероника Андреевна. Это песня про шахтёров. Работа у них страшно тяжёлая, опасная, но как бы ни было тяжело, нужно выполнить норму — шестнадцать тонн. Угольная компания денег шахтёрам не платит, а выдаёт вместо зарплаты талончики, по которым можно взять еду только в лавке компании, за тройную цену. Перевод на русский язык примерно такой:
Некоторые говорят, что человек создан из грязи
Бедняк сотворен из мышц и крови,
Мышц и крови, кожи и костей,
Слабого умишка и сильной спины
Ты грузишь шестнадцать тонн, и что получаешь взамен?
С каждым днем старее и все больше в долгах
Святой Петр, не призывай меня, ведь я не могу уйти
Я задолжал свою душу фабричной лавке.
Я родился однажды утром, когда солнце не светило
Я поднял лопату и пошел к руднику
Я погрузил шестнадцать тонн угля номер девять
И помощник мастера сказал: «Благослови меня Бог»
— Дак это совсем как на наших фабриках до революции! — сказала Андреиха — Мой отец так работал, он рассказывал, потому мы и устроили революцию, чтобы жить стало легче. Дин Кириллыч, а чего вы в своих Америках не прогоните буржуев? Жили бы как мы, свободные. — взяла она за локоть Дина.
— Я, Вероника Андреевна, всей душой за коммунизм и Советскую власть. — улыбнулся Дин — Только очень у нас народ разобщённый. В России нашелся Ленин, который объединил всех трудящихся, а вот у нас, в Америке, такого человека не нашлось. Но мы найдём.
— Ну, дай вам бог!!! — и Андреиха перекрестила Дина, а соседи поддержали её слаженным гулом добрых пожеланий.
Стало смеркаться, скоро совсем стемнело, посиделки закончились и люди разошлись по домам.
— Юрий, часто ли вы собираетесь вот так спивать? — спросил Дин, когда мы уже добрались до своих кроватей.
— Как сказать, Дин. Как правило, собираемся летом в субботу вечером, если погода хорошая. Моя мама певунья, вот соседки к ней и тянутся.
— Прекрасный обычай! Я очень полюбил твой посёлок, Юрий.
— Вот и хорошо! Приезжайте чаще, Дин, тут Вам всегда рады.
Спустя четыре дня Дин отправился в Кустанай, откуда за ним прилетел маленький двухмоторный самолётик аэротакси. Из Кустаная он сразу улетел в Москву, где его уже ожидали многочисленные дела и гастроли.
Гастролировать он решил с песнями, которые я ему предложил, позаимствовав у музыкантов будущего. «Мусорный ветер», «Твари» и «Маленькая девочка» от Крематория, «Всё в наших руках», «Стерх» и «Моё поколение» от Алисы, «Перемен!», «Если есть в кармане пачка сигарет», «Спокойная ночь», «Письмо», «Звезда по имени Солнце» от Цоя. Но эти песни ещё предстояло перевести на английский язык, впрочем, переводами уже занялась Ирина Сергеевна. «Отель Калифорния» от Иглз, «Дорога в ад» от Криса Ри, «Ты в армии» от Статус Кво. Лирическими песнями в репертуаре Дина стали «Если б не было тебя», «Индейское лето» от Тото Кутуньо «Снег кружится», «Одинокая птица» от Пламя. Для дуэтов с Ириной Сергеевной я предложил Дину «Адажио» Альбиони, уже опубликованную, но ещё не получившую бешеной популярности. Им же предназначались «Либертанго» и «Танго ин Эбони»[85]. Наша Дина загорелась написать к этим произведениям стихи, и я только погладил её по головке: работай, девочка.
Печальным обстоятельством явилось предстоящее увольнение Ирины Сергеевны: уровень школы и маленького ВИА она явно переросла. Дело оставалось за новым учителем музыки, и тут неожиданно появилась подруга Ирины Сергеевны по Консерватории, которая заявила, что готова годик-другой поработать в нашей школе. Условием она поставила сохранение за ней всех ставок, которые были у Ирины Сергеевны. Словом, уже пятого сентября в школе появилась новая учительница, Лариса Александровна, а Ирина Сергеевна отправилась в Москву, где её ожидал Дин Рид.
ПГТ Троебратский 14.30 25.09. 1971, суббота
Ленуська едва ли не одним прыжком заскочила в мансарду:
— Юрка! Ты всё валяешься? Ты новости включал?
— Не включал, а что произошло? — спокойно отвечаю я, откладывая книжку.
Сегодня выходной, отец с матерью уехали в гости, Ленуська убежала к подружкам, а я решил расслабиться, почитать классику советской фантастики: Александр Беляев, «Прыжок в ничто». Видимо произошло что-то важное, если Ленуська прибежала домой.
— Как что произошло? Ты хоть знаешь, что Брежнев погиб?
— Как это?
— А вот так.
Я потянулся к телевизору и включил его. Пока чёрно-белая «Берёзка» нагревалась, я спустился вниз и вернулся с кружкой какао и свежей булочкой. На экране тем временем, исчез оркестр, пиликавший нечто