Шрифт:
Закладка:
Начальник особого отдела Волховского фронта старший майор госбезопасности Мельников 6 августа 1942 года представил заместителю наркома внутренних дел комиссару госбезопасности 1-го ранга Виктору Семеновичу Абакумову докладную записку «О срыве боевой операции по выводу войск 2-й ударной армии из вражеского окружения».
Старший майор Мельников ставил Власову в вину только то, что командарм вместе с начальником штаба 2-й ударной в последний момент растерялись, запаниковали и потеряли управление войсками. Куда более сурово Мельников оценил деятельность своего подчиненного — начальника особого отдела армии (погибшего при выходе из окружения), который «не принял решительных мер по наведению порядка и предотвращению предательства в самом штабе армии».
В Москве забеспокоились, когда немцы стали сбрасывать над расположением Красной армии листовки с обращением Власова и выяснилось, что генерал встал на сторону Гитлера.
15 июля Марию Воронову отправили в трудовой лагерь. Через два года, летом 1944 года она неожиданно появится в Берлине. Воронова нашла власовского адъютанта гауптштурмфюрера СС Сергея Бернгардовича Фрёлиха, прибалтийского немца из Риги, и тот ей помог связаться с Власовым. Она взялась вести его хозяйство, а потом призналась, что советские партизаны поручили ей отравить генерала…
В сорок втором Власова отправили в лагерь военнопленных в Виннице, где держали старших офицеров Красной армии.
Его провезли через Восточную Пруссию. Глядя в окно, он сказал конвоиру:
— Дойчланд — хорошо!
В лагере содержалось около ста офицеров, генералам полагалась отдельная комната. Власов познакомился с полковником Владимиром Ильичом Боярским, бывшим командиром 41-й стрелковой дивизии. Он попал в плен под Харьковом в мае 1942 года. Это был момент летнего наступления вермахта, рвавшегося к Волге. Казалось, военное счастье на стороне Германии.
Два офицера решили вместе написать обширное письмо немецкому командованию с предложением использовать антисоветские настроения военнопленных и населения на оккупированных территориях и создать русскую армию, которая воевала бы вместе с вермахтом. 3 августа письмо было готово.
После этого письмом пленных генералов заинтересовались военная разведка и отдел пропаганды Генштаба сухопутных войск. Власова подробно допросил капитан вермахта Вильфрид Штрик-Штрикфельд, докладывая о каждой беседе своему начальству в 12-м отделе («Иностранные армии Востока») Генерального штаба сухопутных войск.
В 1993 году в Москве переиздали книгу воспоминаний Шгрик-Штрикфельда, балтийского немца, который стал главным опекуном генерала Власова в германском плену.
До Первой мировой войны Штрик-Штрикфельд учился в гимназии в Санкт-Петербурге и пошел добровольцем в русскую армию. Между двумя войнами жил в Риге. Русские эмигранты по-свойски именовали его Вильфридом Карловичем.
В начале 1941 года его призвали в вермахт, и он стал переводчиком в штабе генерал-фельдмаршала Федора фон Бока, который командовал всеми войсками, расквартированными вдоль советской границы. После начала войны фон Бок получил под командование группу армий «Центр».
Штрик-Штрикфельда зачислили в разведывательный отдел Генерального штаба сухопутных войск; отделом руководил полковник Рейнхард Гелен (будущий создатель разведки ФРГ). Капитан состоял в группе, которая изучала трофейные документы Красной армии, переводила их на немецкий язык, допрашивала пленных.
S августа Власова допросил бывший советник немецкого посольства в Москве Густав Хильгер, считавшийся в немецком дипломатическом корпусе лучшим знатоком России. Хильгер был сыном московского фабриканта, прекрасно говорил по-русски и вообще обрусел.
Составив запись беседы, Хильгер пометил в отчете: «Генерал Власов производит впечатление сильной и прямой личности. Его суждения спокойны и взвешенны».
Власов говорил Хильгеру:
«Очень многие русские военнопленные с воодушевлением вступили бы в борьбу против ненавистного им сталинского режима под немецким командованием.
Для него, Власова, и для большинства других военнопленных советских офицеров победа Германии означает предпосылку их дальнейшего существования, поскольку от советского правительства они могут ожидать только смерти. Поэтому они ничего так сильно не желают, как свержения советского правительства и победы германского оружия. Но не могут себе представить возможность этой победы только с помощью немецкой военной мощи…
Для того чтобы добиться победы над Сталиным, необходимо использовать русских военнопленных в борьбе против Красной армии».
Хильгер совершенно откровенно сказал Власову, что «возрождение русской государственности на основах великорусских притязаний притиворечило бы германским интересам».
Власов ответил, что Германии не обязательно сохранять самостоятельное русское государство. Возможны различные решения — «например, доминион, протекторат или подзащитное государство с временной или постоянной немецкой военной оккупацией».
Отдел пропаганды Генштаба сухопутных войск немедленно использовал имя генерала в листовках, которые с 10 сентября 1942 года сбрасывались над расположением Красной армии. Одна листовка представляла собой обращение Власова к командирам Красной армии, вторая была пропуском для сдачи в плен.
17 сентября Власова привезли в Берлин. Он поступил в распоряжение отдела пропаганды Генштаба сухопутных сил, которым руководил полковник Ганс Мартин.
Власова поместили на Виктория-штрассе, дом 10, во флигеле, где держали и других бывших советских офицеров, которых использовали при подготовке листовок и радиопередач на русском языке.
О том, что генерал Власов повернул оружие против советской власти и формирует из военнопленных собственную армию, быстро узнали на всех фронтах.
За обедом у Сталина тоже возник разговор о Власове. Сталин недоуменно сказал Хрущеву:
— Вот Власов, что же он, изменник? Я этому не верю.
Никита Сергеевич не мог разойтись во мнении с вождем:
— Я тоже слабо верю.
Когда подтвердились немецкие сообщения о том, что бывший командарм перешел на сторону Гитлера, Сталин вернулся к вопросу о Власове:
— Что же он, действительно предатель?
Хрущев подтвердил:
— Сейчас уже не может быть сомнений. Мы берем в плен людей в немецкой форме, и они называют себя власовцами. Видимо, действительно Власов сражается на стороне противника.
— Тогда придется объявить, — распорядился вождь, — что он стоит вне закона, что он предатель.
В другой раз после обеда Сталин опять поднял вопрос о Власове:
— Почему Власов стал предателем?
Никто не ответил.
— А вы его хвалили, — упрекнул вождь Хрущева, — выдвигали его.
— Верно, я выдвигал его командующим 37-й армией, — согласился Никита Сергеевич. — Ему была поручена защита Киева, и он блестяще справился со своей задачей. Немцы не взяли Киева. Киев пал в результате окружения наших войск значительно восточнее. Потом Власов вышел из этого окружения. Я его действительно хвалил и не раз говорил вам о его достоинствах.
Дальше Хрущев рассказывал, что он, в свою очередь, напомнил Сталину, что тот еще чаще хвалил Власова…
Вряд ли Хрущев смел тогда упрекать Сталина. Но в своих воспоминаниях он уверенно говорил с вождем.
— Когда он вышел из окружения, — напомнил Никита Сергеевич, — вы вновь назначили его командовать армией, и он отличился при обороне
