Шрифт:
Закладка:
— Мы можем сейчас разговаривать по-английски? — спросил Дюрелл.
Успенский рассмеялся.
— Люди из комитета этого не позволят. Да и мне так потом будет проще.
Двое мужчин в серых костюмах бесстрастно стояли рядом, не спуская глаз с Дюрелла, подсевшего к профессору на каменную скамью. Успенский был представительным мужчиной лет пятидесяти с красивой головой, густыми седыми волосами и загорелой спортивной фигурой. Дюрелл вспомнил Таню. Конечно же, сходство было. Он мог разглядеть сибирское телосложение отца. Но затем он подумал о мадам Ханг и поразился, как мог Успенский жениться на этой ведьме. Наверное, в свое время мадам Ханг походила на Лотос.
Успенский взял полотенце, утер пот с лица и попросил одного из охранников принести с виллы водки.
— После пяти сетов мне хочется выпить.
Охранник удалился, все время оглядываясь через плечо, пока не скрылся за кустарником. Вернулся он удивительно быстро, неся поднос с бутылками и стаканами.
— Выпьем за нашу встречу. Правда, нам придется придерживаться рамок светской беседы, мистер Дюрелл. Этим людям известно, зачем вы здесь.
— А вам?
— Разумеется. Мы знаем, когда вы покинули Женеву, когда — Стамбул и когда прилетели в Тегеран.
— Для ученого вы неплохой разведчик.
— Я просто повторяю, что мне говорили.
— Тогда вы знаете, что я ищу Таню. Но не понимаю, почему не ищете ее вы.
— Мою дочь спасут.
— Спасут? От кого?
Было видно, что Успенский чувствует себя неуютно. Он грустно улыбнулся.
— Я не могу говорить о ней. Надеюсь, вы понимаете? Это запрещено.
— Тогда нам почти не о чем больше разговаривать. А вы не хотите узнать, как она? Недавно я ее видел. Мне кажется, вам, ее отцу, должно быть интересно, как она выглядела, как ее здоровье — физическое и душевное…
Успенский покачал головой.
— Вы ее не видели.
— Видел. Она снова потерялась и скитается где-то в пустыне, почти лишившись рассудка.
Успенский побледнел.
— Люди из комитета мне такого не рассказывали. Вы хотите сказать, что нашли Таню, а потом снова потеряли? Но как…
Один из охранников предостерегающе что-то буркнул. Успенский сердито ответил:
— Должен же я узнать о моей дочери, Сергей.
И опять повернулся к Дюреллу.
— Вы в самом деле ее видели?
— Она была в руках Хар-Бюри. Без удобств.
Дюрелл описал яму и тигра, и как они убежали и спасались от погони. Он старался рассказывать беспристрастно, не приукрашивая фактов эмоциями. Рассказал про фарси и грузовик «рено», про найденное Танино платье и ее исчезновение.
— Она в душевном смятении. Я был с ней достаточно долго, чтобы это определить. Я провел ночь с ней рядом.
Успенский закашлялся.
— Она рассказала вам, что ей довелось испытать?
— Она сказала, что была на Луне, — без всякого выражения произнес Дюрелл, всматриваясь в лицо русского. В нем ничто не изменилось. — Но тогда я ей не поверил. А сейчас верю еще меньше.
— Почему? Почему вы ей не верите?
— Вам лучше знать. Подразумевалось, что в космическом полете вы были с ней. Но такой полет никем не зафиксирован. Из московских отделов пропаганды никто даже не пискнул. Ни обрывка сведений, ни даже малейшего намека. Вы были на Луне, профессор Успенский?
Успенский передвинулся вдоль скамейки.
— Этот Хар-Бюри… Таня ему нужна как заложница?
— Вы не ответили на мой вопрос.
— Не могу. Это секретные сведения.
— Жизнь вашей дочери в опасности, профессор.
— Да, я это сознаю.
— Вы ее не любите?
— Она самое дорогое, что есть у меня на свете. Моя жизнь и работа без нее не имеют смысла.
— Но вы абсолютно спокойны насчет нее.
Успенский бросил взгляд на охрану.
— На самом деле это не так.
— Если она опять попадет к Хар-Бюри, он отдаст ее китайцам в обмен за поддержку его политических амбиций — за оружие, деньги, за все, что сможет у них выудить.
— Да, я тоже так полагаю.
— А вам не приходит в голову, что Таня окажется в Пекине у своей матери?
Успенский вздохнул.
— Это было бы ужасно.
— Тогда помогите мне отыскать ее.
— Но чем я могу помочь?
— Расскажите мне о Луне.
— Невозможно.
— Расскажите всему миру правду. Тогда Таня не будет представлять для Хар-Бюри слишком большой ценности. У него просто пропадет к ней интерес. И у мадам Ханг тоже.
— Но тогда они убьют ее! — резко возразил Успенский. — Если она не будет им нужна, от нее избавятся и спишут это на ошибки и потери.
Охранники беспокойно зашевелились. Сергей многозначительно глянул на свое волосатое запястье.
— Профессор, вы уделили этому американцу достаточно времени.
— Да, я тоже так считаю, — расстроенно подтвердил профессор.
— Еще один, последний вопрос, — не дал закончить разговор Дюрелл. — Вы понимаете, что в любом случае Тане грозит смерть?
— Нет, они не убьют ее. Но могут забрать в Пекин, что для меня одно и то же. — Красивое лицо профессора мучительно исказилось. — Но наши люди, конечно, над этим работают. У нас куда больше причин желать ее возвращения, чем вы можете представить.
— О, у меня отменное воображение, — улыбнулся Дюрелл и заглянул русскому ученому в глаза. В них была такая боль, какой ему до того видеть не приходилось. — Может, мадам Ханг и не убьет ее, пока Пекин по кусочкам не вытянет всю научную информацию из ее уникальной памяти. Но я не говорил, что ее убьют. Я сказал, что ей грозит смерть.
Успенский оцепенел.
— Она так сильно пострадала?
— Да, ей необходим врач.
— Но они же обратят внимание на ее раны!
— Судя по тому, что я видел, проявить меньше заботы просто невозможно. И ее раны не так просто разглядеть. Вы понимаете, о чем я говорю, профессор. Она умирает духовно. Она уже сейчас наполовину сумасшедшая. Она действительно считает, что была на Луне. Если у вас не найдется противоядия, она будет продолжать так думать, пока в голове у нее все не смешается.
— Противоядие? Какое?..
— Нужно, чтобы ее выслушали, — сказал Дюрелл.
— Да, вы умный человек, — протянул Успенский.
Сергей озадаченно уставился на них и наконец сердито пробурчал:
— Хватит. Я не понимаю, о чем вы говорите, и мне это не нравится. Может, хватит? Лучше идите в дом, профессор.
— Да, Сергей. — Успенский поднялся. — Извините, Дюрелл. Я ничего не могу поделать. Есть приказ из Москвы — часто бывает, что мы лишаемся самых дорогих нам людей.
— Вы потеряете Таню, — предупредил Дюрелл.
Сергей сделал нетерпеливый жест. Успенский повернулся и пошел прочь, но потом оглянулся на Дюрелла. Что мелькнуло в его глазах — зов о помощи или просьба пустить все