и перед лицом смерти. Пока мы смерти боимся, пока мы надеемся отстранить, отодвинуть как можно дальше момент нашего умирания, мы не можем приобщиться словам апостола Павла, мы не можем сказать вместе с Церковью и Святым Духом: Гряди, Господи Иисусе, и гряди скоро! И этим мы можем измерить наше несоответствие званию верующего в Господа Иисуса Христа. Когда Отцы Церкви говорят: «Имей память смертную», они не говорят: «бойся смерти», они не говорят: «живи под постоянной угрозой смерти»; они говорят: «только если ты будешь помнить, что в любой момент может настать смерть, только тогда жизнь получит всю свою глубину, всю рельефность, всю красочность, только тогда каждое мгновение станет решительным и решающим». Я уже говорил, но повторю: если бы кто-либо из нас вдруг узнал, что через несколько мгновений сидящий около него человек будет лежать мертвым – как бы он о нем эти последние мгновения заботился; как бы он следил, чтобы не отравить его душу гнилым словом, не омрачить его ум темной мыслью, не поколебать его волю, направленную к жизни, а не к смерти вечной! Как бы мы относились друг ко другу, если бы сознавали, что слово, которое я сейчас произношу, может быть моим последним словом, и действие, которое я сейчас совершаю, может быть моим последним действием: в чем застану, в том и сужу…

Последнее слово, последнее действие может быть как бы итогом всей жизни. Как бы мы жили глубоко, стройно, трезво, благоговейно, ответственно, любовно, если бы жили в сознании, что смерть за плечами, – но без страха: ожидая ее открытым, тоскующим по ней сердцем, ожидая ее, как юноша ожидает свою невесту. Ожидая ее, но, пока она не пришла, вырастая в ту меру, в которой смерть нас должна застать, чтобы перед нами распахнулись врата вечной жизни; сознавая, что мы в эту жизнь войдем только вратами смерти и тогда раскроется перед нами вечность, которая есть Сам Господь; сознавая, что мы встаем перед лицом Спасителя Христа, что тогда, может быть, мы скажем, как апостол Павел: смерть – приобретение. Но как бы нам не пришлось сказать: О ужас! Теперь поздно… Не поздно быть любимым, не поздно быть прощенным, но поздно жизнью явить Богу свою любовь, людям проявить любовь, войти уже на земле в строй вечной жизни.

На пути к этой вечной жизни Бог дал нам столько вспомогательных средств. Он дал нам знание о Себе. Миллионы людей сейчас, по всей земле, живут опустошенно и дали бы десятилетия своей жизни, чтобы встретить Бога, или вернее, почуять, что Он есть. А мы это знаем, мы этим живем, многие из нас от рождения, – и как будто напрасно. Можно ли нас отличить от других людей? Разве мы не похожи на них всем: понятиями, языком, строем души, поступками? Год-другой назад группа молодежи поставила вопрос: если бы тебя арестовали по доносу, что ты – христианин, можно ли было бы из твоей жизни доказать, что ты заслуживаешь смерти?.. Кто из нас может сказать: да, из моей жизни можно доказать, что я – христианин?

Мы знаем Бога, мы знаем Его слово, Он нас учит, как жить, Он нам указывает самые простые пути, как и самые возвышенные. Он дал нам молитву; Он нас учил – и научил – задумываться глубоко над тайнами Своего слова и Царства Божия. Он нам дал таинство покаяния, Он нам дал таинство Приобщения; Он включил нас в величайшее из всех таинств – Церковь, которая есть место, где Бог и человек уже стали одно. В частной жизни Он дает нам познать Себя и победу Свою над разделением – в таинстве брака, которое является следованием за Христом при отвержении всего остального. Сколько Он нам предлагает путей, вспомогательных средств, чтобы мы начали жить жизнью духа!

Мы будем сегодня вместе молиться, приносить Богу покаяние за свою жизнь; но что значит это покаяние? Покаяние не заключается в одном сожалении о том, что мы совершили несовместимого с нашим человеческим достоинством и с той любовью, которую Бог к нам имеет; покаяние в том, чтобы, осознав это, постоянно выправлять свою жизнь, постоянно одергиваться, постоянно вновь находить потерянный или презренный нами путь. Поэтому нам надо глубоко осознавать, что в нас несовместимо с нашим человеческим величием, с величием Христа – данного нам образа, к которому мы должны стремиться; со святостью Духа, Который нам дан, в нас действует и живет; с величием нашим, со славой Божией. Каждый должен задуматься над собой, потому что каждый из нас, при всей общности нашей греховности, отделен от Бога, оторван от своих собственных глубин, разобщен с ближним по-иному. Мы все грешим по-своему: у каждого из нас своя особенная слабость, уязвимость. И поэтому в течение времени, которое будет предшествовать общей исповеди, задумаемся каждый над самим собой: что меня отделяет от Бога? Что меня отделяет от ближнего? Что меня постоянно вырывает из моих собственных глубин и делает меня поверхностным, ничтожным, пустым, голодным?

Мы грешим, каждый из нас, порознь; и вместе с этим мы грешим и как христианское общество. Каждый из нас порознь и все в складчину – мы представляем собой общество, так непохожее на Христа и Его апостолов и святых. Нельзя отговариваться тем, что не каждый может быть святым, что не каждый может уподобиться Христу. Чего мы способны добиться – мы не можем знать; но что мы можем сделать, что мы можем побеждать в себе или в своей среде, мы часто знаем слишком хорошо – и отворачиваемся, потому что легче покаяться, чем перемениться, легче поплакаться, нежели изменить свою жизнь.

ОТВЕТЫ НА ВОПРОСЫ

Возможна ли полноценная духовная жизнь в повседневности?

Если себе представить, будто воля Божия в том, чтобы мы всё время делали что-то – в кавычках – «церковное» или (также в кавычках) «святое», то есть какие-то дела благочестия, тогда – да, это несовместимо. Если себе представить, что воля Божия в том, чтобы каждый поступок, каждое слово было выражением Божией заботы через нас, Божией любви через нас, Божией правды через нас – тогда, в принципе, это возможно. Другое дело – мера этого. Насколько ты, я или он можем это осуществить, будет зависеть от того, сколько в нас зрелости, насколько мы сумели вырасти в меру нашего христианского призвания. Но нет такой вещи – кроме гнилых слов и дурных поступков, – в которой не могла бы воплотиться вся Божия любовь. Отец Александр Шмеман в одной из своих книг говорит: всё