Быстро сверкнув клыками в сторону моих братьев-боссов, я выскочил из-за деревьев, направляясь прямо к оборотню. У него была едва ли секунда, чтобы заметить мое присутствие, прежде чем я свернул ему шею. Его здоровенное тело согнулось, и я опустил его на землю. Лукас и Кейд были рядом со мной мгновение спустя.

— Пошлите. — Я повернул ручку двери, и она открылась на бесшумных петлях.

7

ЭММА

Сегодня Форрест впервые искупал меня. После пыток во дворе мне разрешили целый час отмыть мое окровавленное, покрытое синяками и переломами тело в ванне. Вода сразу же стала мутной, красновато-коричневой. Двое моих помощников осушили и снова наполнили ее, затем меня вымыли, мне помыли волосы, смыли всю грязь.

Они одели меня в тонкую черную ночную рубашку. По какой-то причине две женщины высушили и расчесали мои волосы. Я чувствовала себя так, словно меня готовили к жертвоприношению — подношению какому-то могущественному богу темных ведьм.

Они так и думали? Что убийство гибридов умиротворяет некую высшую силу? Возможно, Форресту просто нравилось продлевать момент. Я уже знала, что он собирается убить меня сегодня вечером. Сколько часов он заставит меня жить с этим маячащим знанием, подтачивающим мой рассудок?

Как ни странно, я чувствовала оцепенение сильнее, чем что-либо еще. Возможно, этому способствовали магические наручники, хотя ощущение проникло глубоко в душу.

В моменты просветления я просила прощения у духов моей мамы, моего отца, Клэр и всех остальных, кто умер из-за меня. Сегодняшний вечер был похож на расплату. Шанс, что карма настигнет меня и, наконец, положит конец моей жалкой, разрушительной жизни.

Два охранника с татуировками «Затмения» на шеях провели меня по винтовой лестнице в комнату в башне. Они держали меня между собой, принимая на себя большую часть моего веса, поскольку мои ноги отказывались подчиняться.

В круглом помещении были дверь и три окна от пола до потолка. Одно было открыто, две его панели больше походили на французские двери, чем на настоящие оконные стекла. Форрест стоял в стороне, глядя на глубокий темно-синий океан внизу.

Он повернулся ко мне, его ледяные глаза изучали мое тело. — Намного лучше. Теперь давай сделаем несколько снимков. — Обойдя меня со спины, он перекинул мои волосы через плечо. Его холодные пальцы схватили ворот ночной рубашки и рванули. Ткань поддалась. Прохладный воздух покалывал мою обнаженную, чувствительную кожу.

Щелчок камеры телефона последовал один за другим. Несколько вспышек света отразились на побеленных каменных стенах, и Форрест закончил. Он поднес яркий экран к моему лицу, чтобы показать фотографию.

Я резко втянула воздух, мои ребра запротестовали, и я застонала.

Запечатленной в цифровом виде была моя необработанная, изрезанная спина. От линии талии до лопаток у меня была массивная стилизованная буква V, окруженная уроборосом — символом «5-го Круга». Форрест потратил время, чтобы вырезать чешуйки на змее, которая съела собственный хвост. Ему удалось сделать тонкую штриховку, так что метка получилась почти трехмерной.

Меня затошнило. Он заклеймил меня своим собственным священным изображением. Моя плоть больше не принадлежала мне.

— Великолепно, не правда ли? — спросил он, переходя к следующей картинке. — Настоящее произведение искусства. Ты знаешь, почему мы называем себя «5-м Кругом»? — Когда я не ответила, он продолжил: — Потому что есть пять сверхъестественных видов — ведьмы, оборотни, вампиры, фейри и различные другие животные-перевертыши, которых мы объединяем. Видишь V посередине, это римская цифра, обозначающая пять. До тех пор, пока мы защищаем чистоту всех сверхъестественных существ, всегда будут существовать только первоначальные, священные пять видов. Навсегда.

Уроборос был символом вечности. Убийство гибридов было для них не войной, а наследием. Бесконечная миссия.

Я не ответила. Я просто висела между двумя охранниками-оборотнями и смотрела на экран мобильного. Форрест отошел, убирая телефон в карман. Он обошел стол, стоявший в центре помещения, и порылся в ящике.

— Тебе это больше никогда не понадобится. — Он раскрыл свои руки, протягивая их ко мне. Моя полупрозрачная бело-желтая цитриновая палочка покоилась в его ладонях. Эта палочка выбрала меня в мой первый день в Академии Обскура. Она засветилась, а затем поплыла вниз от стены волшебных палочек к тому месту, где я стояла внизу. Я была так счастлива. Цитрин был камнем мужества, сосредоточенности ума и мощным регенератором.

Я была обязана этой палочке своей жизнью.

Пальцы Форреста сжались. Он крепко сжал мою палочку, черты его лица исказились от усилия, пока ужасный треск не разорвал воздух. Моя палочка разлетелась вдребезги.

— Нет! — Я взвыла от шока и, пошатываясь, двинулась вперед. Волки отпустили меня, позволив упасть на пол. Я встала на четвереньки. Мои плечи сотрясались от беззвучных рыданий, хотя в глазах не было слез. Я вся высохла.

Как он мог? Я сердито посмотрела на Форреста.

Самодовольная ухмылка появилась на его лице. Удовлетворение вспыхнуло в его голубых глазах, когда моя сломанная палочка, раскрошенная, лежала на полу. Даже когда моя смерть была близка, он не упустил бы возможности помучить меня. Он наслаждался каждым моментом этого.

Ярость сменила мое горе. Она горела в моих венах, как лесной пожар, заглушая физическую боль. Я вскочила на ноги и бросилась к ведьмаку-садисту; мои пальцы превратились в когти. Я бы разорвала его на части. Я бы выпустила на него этого монстра, которым он меня считал, и перегрызла бы ему глотку.

Я оказалась в нескольких дюймах от него, прежде чем он схватил меня за волосы одной рукой, а за запястья другой. Он развернул меня, прижимая спиной к своей груди.

— Ты как дикий котенок, — сказал он мне на ухо со смешком. — О, и мне нужно вернуть это. Они тебе не понадобятся там, куда ты направляешься. — Он снял с моих запястий волшебные наручники, и они тяжело упали на пол.

Я воспользовалась возможностью, чтобы протянуть руку назад и провести длинными неровными ногтями по его щеке. Он выругался сквозь стиснутые зубы. Не потрудившись перехватить мои руки, он использовал мои волосы, чтобы протащить меня через комнату. Я взвизгнула и, спотыкаясь, последовала за ним.

Он остановился перед одним высоким открытым окном и приблизил свое поцарапанное, окровавленное лицо к моему. Он провел по своей щеке, затем изучил багровое пятно. — Ты, гребаная мерзость, я должен был выбить из тебя дух. Ну что ж, время вышло.

— Пошел ты! — Мой голос был хриплым. Я плюнула ему в лицо.

Его шея покраснела, глаза вспыхнули яростью. Он открыл