После развода отпала необходимость готовить по будним дням. Егор обедал в садике, она в столовке, и вечером им обоим за глаза хватало яичницы или макарон с сыром. Оба были сыты и довольны, но когда об этом узнала мама, устроила Ирине такую головомойку, что страшно вспомнить. Дочь и так безответственная неряха, а теперь вообще опускается, кормит ребенка непонятно чем, и от этого он или вырастет идиотом или не вырастет вообще. С тех пор Ирина исправно варила суп, который никто не ел, кроме унитаза. Бессмысленный перевод продуктов, но альтернатива-то какая?

Клеймо разведенки жгло так, что заглушало остальные чувства и не давало мыслить здраво. Спасти от этой боли мог только новый штамп в паспорте.

В погоне за счастьем она завела роман с женатым начальником, надеясь увести его из семьи.

Надежда сменялась отчаянием, отчаяние надеждой, но вот странность, чем яснее Ирина понимала, что Валерий не женится, тем труднее было порвать эти отношения, слишком много было вложено в них душевных сил. «А вдруг я сдамся за секунду до победы? – спрашивала себя Ирина. – Вдруг остался последний рывок? Вдруг именно завтра он решится? Нет, нельзя опускать руки».

Именно в то время она узнала от однокурсников, оставшихся работать в университете, что Чернова уличили в предосудительной связи с Мариной Хмельницкой, бывшей студенткой филфака.

Пока разлучница училась в универе, жена то ли не знала, то ли терпела, надеясь, что девушка бросит престарелого любовника сразу, как получит диплом и хорошее распределение. Но просчиталась. Чернов действительно трудоустроил свою пассию по-царски, мало того что переводчицей в «Лениздат», что уже счастье, так еще специально для нее на Ленинградском телевидении сделали еженедельную обучающую программу по английскому языку, только это не помогло. Получив желаемое, роковая женщина почему-то не устремилась в сияющие дали, бросив обглоданные косточки любовника всепрощающей жене, а осталась с Черновым. Роман продолжался, и с этим надо было что-то делать. На помощь пришла нестареющая классика. Зачем изобретать велосипед, подумала жена, и накатала в партийную организацию жалобу на аморальное поведение мужа.

Беспартийная профессура ликовала, зато коммунисты оказались в сложном положении, все же им предстояло наставить на путь истинный не какого-нибудь заблудшего богемного профессора, а собственного руководителя, который в лоно семьи, конечно, вернется, но злобу на своих увещевателей явно затаит.

На всякий случай жалобу заволокитили, надеясь, что Чернов одумается сам, но не случилось. Почуяв слабину в руководящей и направляющей руке партии, Илья Максимович принялся резвиться с утроенной силой, и жена обратилась уже в горком, откуда немедленно настучали по головам и первому секретарю и всем его слабохарактерным клевретам.

…Казалось бы, университет вместе с мимолетными детскими влюбленностями давно позади, жизненные перипетии аморального секретаря парторганизации никоим образом не касаются Ирины, но, услышав эти сплетни, она едва не задохнулась от злобы, ненависти и тоски.

Однажды даже встала в субботу в семь, когда передавали повтор английского урока, чтобы посмотреть на любовницу Чернова. Имя, Марина Хмельницкая, ничего Ирине не говорило, но в лицо она узнала эту яркую девушку, обладательницу южной красоты, темной и сладкой, как кофе по-турецки.

Ослепительно улыбаясь, Марина объясняла детям тонкости применения артиклей, а Ирина по другую сторону экрана тряслась от зависти. По идее, Марину на работе тоже должны были хорошенько пропесочить за моральное разложение, может, даже и уволить, по крайней мере от эфиров отстранить, потому что программа детская, и проституткам в ней не место. Но нет, вот она, стоит, светится от радости, как ни в чем не бывало.

«Почему с ней, а не со мной? Почему он выбрал ее? Разве я хуже, – Ирина схватилась за голову, будто зуб заболел, и стала раскачиваться из стороны в сторону, – почему я решила, что мечты не сбываются? Еще как сбываются, только не у меня. И Чернов уйдет к ней и женится, а Валерий на мне – нет, как тогда жить? Почему судьба одним дает, что они только пожелают, а у меня отнимает даже то малое счастье, что я сама себе выцарапала? Сама придумала, сама себя уговорила, что люблю этого придурка-мужа, что он не хуже других, заставляла себя так думать, обслуживала его и восхищалась на полную катушку, так и то он ушел!»

Злая и жгучая боль, которую она испытывала тогда, вдруг всплыла в памяти с такой ясностью, что Ирина застонала в подушку. Господи, как же она тогда страдала… Вот уж правда, что хуже своего горя только чужое счастье.

В принципе роман студентки с престарелым начальником – штука тривиальная, немножко смешная, немножко грустная, но трагическая редко. Больший интерес вызвала не сама интрижка, а поведение жены, которая сделала то, что в номенклатурных кругах категорически не принято. Это тетя Клава может писать в партком на своего забулдыгу, ей нечего терять, а жена партийного руководителя дает врагам в руки оружие против своего супруга и против себя самой. Кляуза никуда не исчезнет, ляжет под сукно, и будет оттуда извлечена в нужный момент. Заграничная поездка? О чем вы говорите, Илья Максимович? Если вы изменяете жене дома, в здоровой атмосфере социалистического общества, что с вами станется на загнивающем Западе, где голые бабы на каждом шагу? Вы же с цепи сорветесь и опозорите гордое звание советского человека, как только ступите на вражескую землю! Нет уж, побудьте тут, под нашим надзором. Так всем будет спокойнее, и вам, и нам. Повышение в должности? Даже не знаю… Какой пример вы подадите подчиненным? Как коммунизм строить или как интрижки на рабочем месте заводить?

Нет, сор из избы выносить нельзя. Мужа в семье удержишь, но сама же останешься на бобах, без импортных шмоток и без перспектив, рядом с человеком, который тебя не просто больше не любит, а люто ненавидит за то, что ты ему карьеру поломала.

Общественное мнение простило Чернова, ибо седина в голову, бес в ребро, снисходительно отнеслось к Марине, наивной жертве старого и опытного соблазнителя, но жену заклеймило несмываемым позором, ибо если есть что-то хуже, чем строчить доносы, то это строчить доносы на собственного мужа.

Ирина тогда ненавидела всех жен, и молодых и старых. Молодых за то, что они счастливы в браке, а старых – что крепко вцепились в своих мужиков и не хотят отпускать.

Жене Валерия она вообще каждый день желала смерти, ибо та наглым образом занимала место, предназначенное Ирине самой судьбой. «Пожила и хватит, дай другим пожить, сука старая, – шипела Ирина вместо вечерней молитвы, – сдохни,