учащенно, стоит мне отпереть багажник старого «эм-джи». Там я прячу вино. Больше я ничего не пью. Вино. И ничего крепче. Я заказываю вино по Интернету из Калифорнии. Пристрастилась к калифорнийским винам. Не понимаю, почему я раньше так редко их пила. Просто от вина похмелье хуже, чем от водки. Но теперь я стараюсь не перебрать. Стараюсь — хотя, если начистоту, порой не могу вспомнить, как легла спать. Ну так что? Я бы с удовольствием вернулась в Хэзелден и все это выложила в «группе». Могла бы получиться интересная дискуссия. Действительно ли отключка это отключка, если никто ее не видит? Даже ты сама? По-моему, нет. Как будто дерево падает в густой чаще. Кому какое дело?

Обычно я выпиваю за ночь пару бокалов. Я полюбила свои ночные посиделки на одну персону. Мне не нужно встречаться с остальными — этими скучными остальными, с их осуждением и быстрыми переглядываниями. Украденные удовольствия всегда приятнее, чем полученные законно. Думаю, именно поэтому адюльтер доставляет такое возбуждение — ты прячешь порок под будничной мантией благочестия. И в конце концов, я не совсем одинока, ведь всегда рядом мои крошки; и порой, если ночь теплая и лунная, я раздеваюсь во дворе и спускаюсь к реке — там мы с собаками плаваем. Ночь после вечеринки Венди выдалась как раз такая, хотя луну было видно плохо. Венди весь вечер разглагольствовала, как она неизменно «устраивает» лучшую погоду для своих вечеринок. Сейчас я сидела во дворике с вином и собаками; после второго или третьего бокала я наконец благополучно оказалась дома.

В Хэзелдене анонимные алкоголики приходили на вечерние собрания и рассказывали свои истории — разумеется, иногда смешные, иногда разрывающие сердце. Как-то один парень начал так: «Я родился за три бокала до уюта…»

Вот тогда я и подумала, что мои дочери, возможно, правы насчет выпивки. До тех пор я была уверена, что ко мне это не относится. Я знала, что я не алкоголичка. Если моим дочерям хочется увидеть настоящего алкоголика, посмотрели бы на мою маму. Она не пила порой по нескольку недель, зато потом начинался запой, и она ходила пьяная целыми днями. Папа разыскивал ее по местным барам. Иногда, придя после школы, мы находили ее на полу в кухне. Я никогда не пила до пяти часов. Никогда не пила одна (я имею в виду — до реабилитации). Но поняла, что имел в виду парень, который сказал про нехватку трех бокалов. Я вспомнила про то, как впервые выпила пива — на пляже Норт-бич, со стайкой ребят однажды летним вечером. Вспомнила этот первый улет. Вспомнила, как Скотт, мой бывший муж, повторял, что нужно останавливаться после третьего бокала, — он говорил «в этот момент ты выходишь из-под контроля». Я понятия не имела, о чем он. После пары бокалов я только начинала чувствовать, что все под контролем.

Однако все люди разные. Почему мы не можем быть одинаковыми? Надо бы спросить у дочерей. Как они набросились на меня тогда вечером, мстили за весь принесенный мною вред. Вред. Тесс курила травку в старших классах — и поступила в Уэслианский университет, причем окончила с отличием. Эмили… ну, Эмили — скульптор. Она ведет в Нью-Йорке жизнь, которую не могла бы себе позволить без моей поддержки. И я дождалась благодарности? Конечно, нет. Знаю, что звучит это горько, но, честно говоря, все нормально. Так даже лучше. Больше не нужно волноваться, что хозяева уберут со стола напитки, прежде чем я напьюсь. Больше никаких сожалений наутро.

А сейчас я сижу дома и безмятежно погружаюсь в себя. Им, моим дочкам, может показаться, что это грустно, но это счастливейшие моменты моей жизни — я спокойно возвращаюсь к себе. Не каждую ночь, нет. Но в ту ночь, после вечеринки Венди, в приятном сумраке моей террасы образовалась действительно сердечная атмосфера, и к тому времени, как я вылила в бокал остатки вина, я полностью преобразилась. Я вернулась. Я снова стала собой.

Я скинула юбку и вылезла из трусов. Стянула блузку и расстегнула старый потертый лифчик. Мне шестьдесят. Живот дряблый, груди обвисли, ноги тощие. Купальный костюм я не надевала много лет, однако плавать люблю. Люблю воду, любила всегда; мне нравится, как ночь касается моей кожи.

Как я говорила, луны почти не было, но дорогу я знала наизусть. Шагая по песчаной, усыпанной сосновыми иголками тропинке вместе с собаками, я ощущала себя первобытной охотницей, скво. На берегу я сделала глоток вина; мягкий ил речного берега коснулся моих ступней и поднялся по лодыжкам, как пара призрачных шелковых чулок. Я допила вино, уронила пустой бокал на мягкий песок и бросилась в ледяную реку; я засмеялась и заухала, собаки залаяли от радостного возбуждения. Какой прекрасный напиток. У меня целый ящик. Этого хватит. Мне всегда хватит.

ГЛАВА 3

Иногда я просыпаюсь слишком рано. Это моя проблема. В каком-то журнале писали, что так часто бывает в среднем возрасте. Явно что-то гормональное. Засыпаю я запросто, особенно завершив вечер бокалом-другим вина, но частенько вскакиваю ровно в три утра, полная ужаса и ненависти к самой себе. Это мой ночной маленький ад, где меня посещает труппа демонов, которые с восторгом напоминают мне мою убогость, мою порочность. Составляется список моих ошибок за прошедший день, а за ним разворачивается каталог моих собственных грехов, злодейств, обид и сожалений за десятилетия. Иногда я включаю телевизор, смотрю старый фильм и постепенно засыпаю. Мне становится легче после рассвета.

Однако после вечеринки в честь Макаллистеров, в трехчасовой темноте я просто лежала и, не включая телевизор, думала о Ребекке — и это угомонило ночных чудовищ. Ребекка меня как-то влечет. С того самого дня, как я показывала ей их будущий дом. Весь показ чуть не сорвался, но Ребекка продемонстрировала небольшое волшебство (волшебство почти всегда гарантирует сделку; любой брокер вам подтвердит). С тех пор я, можно сказать, очарована Ребеккой.

Замешательство произошло по вине пони Лейтонов. Хотя мы и называли поместье «дом старого Барлоу», Макаллистеры покупали недвижимость не у семьи Барлоу; продавцами выступали Лейтоны — богатая бостонская семья. Эльза Лейтон когда-то решила разводить там уэльских пони. Очень модных уэльских пони. Сами Лейтоны приезжали только на выходные и следить за фермой наняли Френка Гетчелла. В Вендовере еще было несколько лошадиных хозяйств. От нас всего