Шрифт:
Закладка:
– Частная пирушка, – сказала она. – Они платят. Оставь их в покое.
– Они ждут меня, – заявил Уолтерс, надеясь, что это правда.
– Зачем?
– Ну, это не твое дело, – раздраженно сказал Уолтерс, стараясь представить, что произойдет, если он просто оттолкнет хозяйку. Конечно, сама по себе она не страшна, тощая, темноволосая молодая женщина с большими голубыми металлическими серьгами; но вот рослый мужчина с пулеобразной лысой головой, сидящий в углу и внимательно за всем наблюдающий, – совсем другое дело. К счастью, мистер Лукман увидел Уолтерса и неуверенно направился к нему.
– Вы мой пилот, – изрек он. – Пойдемте выпьем.
– Спасибо, мистер Лукман, но мне нужно домой. Я просто хотел подтвердить чартер.
– Да. Пойдемте. – Он повернулся и посмотрел на своих спутников, которые о чем-то яростно спорили. – Выпить хотите? – спросил он через плечо.
Он был пьянее, чем думал Уолтерс. Оди снова сказал:
– Спасибо, нет. Будьте добры, подпишите контракт.
Лукман повернулся и взглянул на листок в руках Уолтерса.
– Контракт? – Он на некоторое время задумался. – Мы должны заключить контракт?
– Таково обыкновение, мистер Лукман, – сказал Уолтерс. Терпение его подходило к концу. В глубине помещения спутники араба кричали друг на друга, и внимание Лукмана разделялось между Уолтерсом и спорящими.
И еще одно. В споре участвовали четверо – а всех, значит, было пятеро, если считать и Лукмана.
– Мистер Аджангба сказал, что вас будет четверо, – заметил Уолтерс. – Иначе перегрузка. А вас пятеро.
– Пятеро? – Взгляд Лукмана сосредоточился на Уолтерсе. – Нет. Нас четверо. – Но тут выражение его лица изменилось, и он благожелательно улыбнулся. – О, вы думаете, этот спятивший один из нас? Нет, он с нами не пойдет. Он скорее отправится в могилу, если будет настаивать перед Шамином на своем толковании слов пророка.
– Понятно, – сказал Уолтерс. – Тогда подпишите, пожалуйста…
Араб пожал плечами и взял листок у Уолтерса. Он разложил его на оцинкованной поверхности бара и с трудом начал читать, держа в руке ручку. Спор стал громче, но Лукман, казалось, не обращал на него внимания.
Большинство посетителей кабака были африканцами, причем кикуйю сидели по одну сторону, а масаи – по другую. На первый взгляд спорщики казались одинаковыми. Но теперь Уолтерс видел, что это не так. Один был моложе остальных, меньше ростом и стройнее. Кожа у него темнее, чем у большинства европейцев, но не такая смуглая, как у ливийцев; глаза такие же черные, но веки не окрашены.
Уолтерс повернулся к ним спиной и терпеливо ждал возможности уйти. Не только потому, что хотел увидеть Долли. Порт Хеграмет знаком с этнической враждой. Китайцы в основном оставались с китайцами, латиноамериканцы в своем баррио, европейцы – в европейском районе – о, не совсем обязательно и, конечно, не всегда мирно. Даже внутри этих общностей существовали четкие границы. Китайцы из Кантона не дружили с китайцами с Тайваня, португальцы имели мало общего с финнами, а бывшая Чили и прежняя Аргентина продолжали враждовать. Однако европейцам определенно не следовало приходить в африканские бары; поэтому, получив подписанный контракт, Уолтерс поблагодарил Лукмана и ушел быстро и с явным облегчением. Не прошел он и квартала, как услышал за собой крик ярости и вопль боли.
На планете Пегги каждый старается не вмешиваться в чужие дела, но Уолтерсу нужно было защитить предстоящий чартер. Он видел группу нападающих, окружившую одного человека. Вполне возможно, что африканцы напали на его нанимателя. А это уже его дело. Уолтерс повернулся и побежал назад – ошибка, о которой он, поверьте мне, впоследствии очень глубоко жалел.
К тому времени как Уолтерс подбежал, нападающие исчезли, а хнычущий окровавленный человек на тротуаре оказался не из группы нанимателей: это был молодой незнакомец; он схватил Уолтерса за ногу.
– Помоги мне, и я дам тебе пятьдесят тысяч долларов, – сказал он неуверенным голосом; губы его распухли и кровоточили.
– Пойду за полицейским, – предложил Уолтерс, стараясь высвободиться.
– Никакой полиции! Помоги мне их убить, и я тебе заплачу! – рявкнул человек. – Я капитан Хуан Генриетта Сантос-Шмитц и заплачу за твою услугу!
Конечно, в то время я ничего об этом не знал. С другой стороны, Уолтерс не знал, что мистер Лукман работает на меня. Это не важно. На меня работают десятки тысяч людей, и совсем не важно, знает их Уолтерс или нет. Плохо, что он сразу не узнал Вэна, потому что лишь немного слышал о нем.
Я хорошо знал Вэна. Впервые встретил его, когда он был ребенком, воспитанным машинами, а не людьми. В каталоге моих знакомых, который я открываю для вас, он значится среди недругов. Вообще он никогда не социализировался настолько, чтобы стать кому-нибудь другом.
Больше того, можно сказать, что он был врагом – и не только моим, но всего человечества – в те дни, когда испуганным и похотливым юнцом мечтал на своей кушетке в облаке Оорта, не зная и не беспокоясь, что его мечты сводят все человечество с ума. Конечно, это не его вина. Не его вина, что несчастные террористы вдохновились его примером и снова всех нас начали сводить с ума, когда могли это организовать, – но если мы займемся понятием «ошибки» и связанным с ним понятием «вины», мы снова невольно вернемся к Зигфриду фон Психоаналитику, а я сейчас говорю об Оди Уолтерсе.
Уолтерс, конечно, не ангел милосердия, но он не мог оставить этого человека на улице. Вводя окровавленного незнакомца в свою маленькую квартиру, которую он делил с Долли, Уолтерс так и не понимал, почему он это делает. Конечно, этот человек в бедственном состоянии. Но для этого существуют станции первой помощи, и к тому же жертва оказалась крайне несимпатичной. Всю дорогу до квартала, называвшегося Малой Европой, этот человек постоянно снижал плату за помощь и сетовал на трусость Уолтерса; к тому времени как он разлегся на складной кровати Уолтерса, обещанная плата съежилась до двухсот пятидесяти долларов, а характер Уолтерса подвергался непрерывному поношению.
Но кровотечение прекратилось. Человек сел на кровати и презрительно осмотрел квартиру. Долли все еще не было дома, и, конечно, квартира была в беспорядке: множество грязных тарелок на столе, всюду разбросаны ее куклы, белье сушится над раковиной, а с ручки двери свисает свитер.
– Какое грязное место, – сказал нежеланный гость. – Да оно и двухсот пятидесяти долларов не стоит.
С губ Уолтерса готов был сорваться резкий ответ. Но он удержал его, как уже полчаса удерживал ответы на другие его реплики.
– Я помогу тебе умыться, –
