Шрифт:
Закладка:
Хэдли ничего не сказала Фрэнку о звонке, и с тех пор ее сердце билось в странном ритме, крошечное окно новых возможностей открылось именно тогда, когда она больше всего в нем нуждалась.
Зазвонил телефон, заставив ее подпрыгнуть.
– Йода-лей-ли-хо, – пропела ее сестра, когда Хэдли ответила.
– Так ты отвечаешь на звонки? – спросила Хэдли, возвращаясь к роли уравновешенной жены и матери – роли, которая идеально подходила для всех, кроме Мэтти, Скиппера и Фрэнка.
– Иногда, – отмахнулась Ванесса.
– Что, если бы это был кто-то важный?
– Но это же просто ты.
Хэдли кивнула и, несмотря на нынешнее душевное состояние, улыбнулась сестре. Хотя Ванессе было уже двадцать шесть лет, Хэдли трудно было представить ее старше шести, когда они в последний раз жили под одной крышей.
– Ты должна была позвонить вчера, – заметила Хэдли.
– Да, прости за это. Мы с Томом отвлеклись, ха-ха. Если ты понимаешь, о чем я… Ха-ха-ха.
Хэдли поступила мудро, ничего не сказав Скипперу об обещании его мамы. Это был не первый раз, когда Ванесса не позвонила, хотя обещала, ничего не подарила, хотя обещала, и не приехала, хотя обещала.
– Несс, когда Скиппер будет жить с тобой, ты не сможешь отвлекаться.
Хэдли почувствовала, как Ванесса закатила глаза.
– Ага-ага. Я знаю. Бла-бла-бла. За Скиппером нужно следить. Скиппер не может оставаться один. Я поняла. Ты повторяла это десять миллиардов раз. Перестань беспокоиться.
Но Хэдли не могла перестать беспокоиться. Как бы она ни любила свою сестру, ответственность и надежность не были сильными сторонами Ванессы, а заботиться о Скиппере нелегко. Нужна постоянная бдительность и должный уход. Передача его Ванессе немного напоминает передачу боевой гранаты человеку, страдающему припадками. Это была плохая идея, и Хэдли очень хотела каким-то образом помешать этому случиться.
– Я звоню, потому что забыла сказать тебе, что паспорт Скиппера пришел за день до нашего отъезда, так что все готово, – продолжила Ванесса. – Он такой милый! Прямо как я.
– А ты скромная, – протянула Хэдли.
– Скромность для людей, которые не осознают, насколько они хороши.
Заявление классической Ванессы. Отец Хэдли говорил, что Ванесса на 50 процентов состоит из дерзости и на 50 процентов из наглости – сочетание, которое перестало работать после старшей школы, когда дерзость и наглость уже не были милыми и привлекательными, а вместо этого превратились во взбалмошность и избалованность. Все это привело ее к неприятностям и толпе богатых неудачников, от одного из которых она внезапно забеременела.
– Я до сих пор не понимаю, зачем вам нужно ехать в Лондон, – отозвалась Хэдли. – У вас будет медовый месяц в Белизе, а большие перемены будут слишком тяжелы для Скиппера.
– С ним все будет в порядке. Скиппер любит спорт. Это даст ему и Тому возможность сблизиться. Том ходил на Уимблдон с детства. Он говорит, что это полный восторг и что там повсюду бегает куча детей.
Хэдли стиснула зубы, чтобы не накричать на сестру и не сказать, что Скиппер не «бегает повсюду», что он не может так делать и что, если она позволит ему «бегать повсюду», он в конечном итоге потеряется или хуже того – окажется приклеенным скотчем к дереву какими-то детьми, считающими, что мучить беззащитного, бесхитростного ребенка, такого как Скиппер, это очень весело.
– Послушай, Хэд, Том пришел. Мне надо идти. Я позвонила только, чтобы сказать, что получила паспорт.
– Несс… – начала Хэдли, но телефон уже вырубился.
Она зажмурила глаза, но тут же открыла их, услышав звук шин на дороге. Секунду спустя в поле зрения появился силуэт машины брата Фрэнка Тони, в которой окна были затонированы так, что даже средь бела дня сквозь них ничего не было видно. Хэдли потушила сигарету в горшке у двери и отправилась внутрь, чтобы сказать детям, что Фрэнк дома и что пора ужинать.
Табличка на двери Мэтти гласила: «УХОДИТЕ». Хэдли не обратила на это никакого внимания и вошла внутрь. Мэтти лежала на своей кровати с наушниками в ушах, из динамиков скрипела жуткая музыка, которая звучала так, будто умирающие кошки застряли в трубе. На коленях у нее была книга с темно-бордовой и старой обложкой, похожая на те, которые можно увидеть в кабинете юриста или в библиотеке Гарварда.
Абсолютно везде были разбросаны другие книги. Это единственное, что действительно нравилось Мэтти, и каждую минуту, которую она была не в школе, она читала. Рядом с ней тихо дремал Принц Чарльз. Мэтти, должно быть, сама подняла старую собаку на кровать, потому что прыгать Принц Чарльз уже не мог.
Мэтти была настолько поглощена музыкой и своей книгой, что даже не почувствовала присутствия Хэдли, пока та не встала прямо перед ней. Когда Мэтти это заметила, то вздрогнула, а затем напряглась. Ее ненависть была такой сильной, что Хэдли почувствовала, что ей не хватает воздуха.
Принц Чарльз поднял голову и трижды хлопнул по кровати хвостом.
Хэдли не рассказала Мэтти о своем плане, боясь, что либо Фрэнк поймет, что дочь лжет ему, либо, что еще хуже, Хэдли струсит, а дочь возненавидит ее еще больше, чем сейчас.
Мэтти продолжала смотреть на нее подведенными черными глазами. Ее белокурые волосы падали на лицо.
Хэдли все еще трудно было привыкнуть к новому образу дочери. Когда начался учебный год, волосы Мэтти были натурального темно-каштанового цвета и ниспадали до середины спины. Теперь, восемь месяцев спустя, она стала платиновой блондинкой, ее волосы были коротко подстрижены до середины шеи, а кончики в зависимости от настроения окрашивались в розовый, синий или зеленый цвета, и в ушах была дюжина проколов. Последняя сережка – изготовленная на заказ серебряная змея, вьющаяся и проходящая через несколько отверстий, словно скользила сквозь ее кожу.
Хэдли должна была признать, что серьга странно завораживала, хотя она и не понимала этого. Какая девушка захочет, чтобы через ее ухо проползла змея?
Мэтти прищурилась, ожидая, что Хэдли что-то скажет, и она как раз хотела сообщить ей, что Фрэнк дома, когда что-то жутко проползло под одним из блокнотов Мэтти на полу.
Хэдли отшатнулась, а Мэтти наклонилась, чтобы посмотреть, что вызвало такую бурную реакцию. Затем она встала на колени и краем своей книги отодвинула блокнот в сторону. Мать и дочь синхронно отпрыгнули, когда из-под блокнота под кровать побежал паук.
– Ну, сделай что-нибудь! – крикнула Мэтти. Это были первые слова, которые