всегда должно иметь свой юридический паспорт. Иначе что же получилось? Иностранные нефтяные компании тщательно следили за всеми техническими новшествами у нас и часто оформляли их как свои собственные. Так “метод Байбакова” стал в США “методом Скотта”, и все вроде бы законно, ибо американец — его юридический автор. А в действительности получилось настоящее “скотство”. Теряли от этого не столько каждый из нас лично, сколько страна, ее авторитет. Вот что значит самодурство высокопоставленного лица. И дело здесь не в премиях, а в моральном уроне для страны, идущей новым для мира путем. Лично я в те свои бакинские годы не чувствовал себя ни в чем ущемленным или обделенным, душа была полна гордости за то, что я нужен коллективу, что товарищи верят мне, уважают и ценят мое мнение, мои предложения. Отношения с рабочими у меня сложились добросердечные, а порой и братские: они видели во мне своего парня и гордились тем, что я, парень из их среды, вообще свой, стал инженером. Да мне и в голову не могло прийти, что есть какая-то разница между ними и мной. Почти все они — вчерашние крестьяне, бывшие батраки, люди малограмотные, а то и вовсе неграмотные; были среди них и такие трудяги, что не имели никакой рабочей профессии. Считалось, что это не беда. На промысле всегда находилась незамысловатая работа, доступная для каждого. Освоил такую работу — приступи к более сложной. И вот, учась в деле, бывшие батраки становились буровыми мастерами. Так воплощался в жизнь знаменитый лозунг: “Догнать и перегнать!”»

Тональность байбаковских воспоминаний о том, как жили страна и он сам в 1930-е годы, неизменно бравурная. «Догнать и перегнать!», «в такое удивительное время всеобщего энтузиазма сбылась моя мечта», «лично я в те свои бакинские годы не чувствовал себя ни в чем ущемленным или обделенным, душа была полна гордости»… И вдруг — оглушительным диссонансом: «Некоторые люди, с которыми я работал, оказались подлецами. Хотели приклеить мне клеймо — враг народа».

Что? Как? Почему? Никаких разъяснений. Думайте, что хотите.

В чем именно был обвинен Байбаков, кто на него донес и как ему удалось уцелеть — этого мы уже не узнаем. Но то, что каток репрессий не обошел и азербайджанских нефтяников, достоверно известно. Здесь есть подробности, позволяющие строить догадки, как молодой растущий инженер-нефтяник оказался «вредителем».

Заложники необоснованных планов

О том, как лозунг «Догнать и перегнать!» ударил по судьбам нефтяников и рикошетом задел Байбакова, рассказал историк, член РАЕН Александр Матвейчук в журнале «Нефть России» (2011. № 2. С. 112–117). По его оценке, в начале 1930-х годов нефтяная промышленность СССР оказалась заложницей индустриальных амбиций советского партийно-политического руководства. Пятилетний план, принятый XVI конференцией ВКП(б) в апреле 1929 года и окончательно утвержденный в мае Всесоюзным съездом Советов, предписывал выйти в 1932-м на годовую добычу в 21,7 миллиона тонн. Но уже через три месяца, в августе 1929-го, постановление Совета народных комиссаров СССР обязало отрасль «довести к концу первой пятилетки добычу нефти до 26 млн т». Во исполнение этого решения 30 ноября 1929 года приказом председателя ВСНХ СССР Григория Орджоникидзе было создано Всесоюзное объединение нефтяной и газовой промышленности «Союзнефть». Его возглавил Георгий Ломов (Оппоков), занимавший ранее должность руководителя Нефтесиндиката СССР.

Здесь следует заметить, что решение резко увеличить плановые задания для нефтяной промышленности диктовалось серьезным обострением дефицита нефти. Хотя в 1929 году было добыто 13,7 миллиона тонн сырья (против 11,6 в 1928-м), экономике и населению постоянно недоставало нефтепродуктов. Прежде всего потому, что развертывались широкомасштабные и энергозатратные программы в рамках индустриализации. Кроме того — и это вторая причина — существенный объем нефти и нефтепродуктов по-прежнему шел на экспорт, обеспечивая валютой Советское государство. Например, из произведенных в 1929 году на нефтеперерабатывающих заводах 1,6 миллиона тонн бензина почти половина (745,2 тысячи тонн) была поставлена за границу, из 3,3 миллиона тонн керосина на экспорт ушло 778 тысяч (23,6 %). При том что керосин был основным видом топлива для постоянно растущего тракторного парка. Так, только за 1921–1927 годы из США в СССР было поставлено более 24 тысячи тракторов «Форд-зон». С 1923 года на Путиловском заводе в Ленинграде начался серийный, а затем и массовый выпуск первых советских тракторов (5 тысяч штук в год). Неудивительно, что приоритетную задачу нефтяной промышленности правительство формулировало по-боевому: обеспечить сельскохозяйственное производство топливом! Что же касается населения, чье энергетическое оснащение составляли керосиновые лампы, примусы и керогазы, для него повседневной реальностью стали карточки на керосин и длинные очереди к керосиновым лавкам.

На XVI съезде ВКП(б) (26 июня — 13 июля 1930 года) были отмечены «тревожные факты недовыполнения качественных показателей хозяйственного плана». Это не помешало Сталину выдвинуть лозунг: «Пятилетку в четыре года!» По инициативе вождя съезд принял решение пересмотреть первоначально утвержденные планы, существенно увеличив их. Это коснулось и нефтяной промышленности. В резолюции было сказано: «Съезд признает необходимым в ближайшее же время добиться полной ликвидации топливного дефицита в стране. Съезд поручает ЦК провести мероприятия, направленные к решительному увеличению добычи всех видов топлива». В частности, намечалось повысить производство нефти «на 37,8 % против 26,5 % по пятилетнему плану и на 74 % выше довоенного размера добычи». Годовые объемы при этом планировалось поднять с 11,6 миллиона тонн в 1928 году до 40 миллионов в 1932-м.

Сомнения делегатов по поводу реальности «невиданных доселе большевистских темпов перестройки технической базы промышленности» поспешил развеять генеральный секретарь ЦК ВКП(б) Иосиф Сталин: «Могут сказать, что, меняя так основательно наметки пятилетнего плана, ЦК нарушает принцип планирования и роняет авторитет планирующих органов. Но так могут говорить только безнадежные бюрократы. Для нас, большевиков, пятилетний план есть лишь план, принятый в порядке первого приближения, который надо уточнять, изменять и совершенствовать на основании опыта мест, на основании опыта исполнения плана».

Но и этот фантастический рубеж — 40 миллионов тонн годовой нефтедобычи — не оказался последним. Через три месяца, 15 ноября 1930 года, ЦК ВКП(б) принимает постановление «О положении в нефтяной промышленности», где «предлагает ВСНХ довести добычу нефти в 1933 г. до 45–46 млн т с тем, чтобы не менее 40–41 млн т было получено со старых и новых площадей Закавказья и Северного Кавказа».

«У пытливого читателя, — пишет историк А. Матвейчук, — может возникнуть резонный вопрос: каким же образом партийно-политическое руководство СССР (при отсутствии необходимых капитальных вложений) планировало обеспечить к концу пятилетки невероятный показатель годовой нефтедобычи в 46 млн т? Изучение материалов 20—30-х годов XX в. показывает, что для реализации этой цели уже на первом этапе активно