ним лекций этими группами сдавались доцентам, профессорам. На сдачу очередного зачета шла вся группа. Преподаватель задавал вопросы. Любой из группы мог на них отвечать. Практически отвечать мог один. Зачет засчитывался всей группе».

Послереволюционное десятилетие было временем головокружительных карьер. Успех ковался на заседаниях в комсомольских и партийных ячейках, зажигательными речами на собраниях и товарищеских судах. Байбаков видел, как быстро набирают аппаратный вес его ровесники. Видел — и старался не отставать. Он стал культармейцем, секретарем комсомольской ячейки факультета. Был пожалован грамотой: «Бакинский окружной штаб Культурного похода от имени трудящихся, ликвидировавших в 1929/30 году свою неграмотность, объявляет тебе, как одному из лучших бойцов культурного фронта, свою пролетарскую благодарность. Своим участием в борьбе за грамотность ты дал стране 16 грамотных граждан, активных строителей социализма».

Приобретал грамотность и он сам. Эта грамотность носила комсомольский значок и принимала на веру все, что внушала «красная профессура». Например, то, что развитие нефтяного производства сдерживалось в России капиталистической системой и засильем иностранного капитала. Что в стране нарочно создавался нефтяной голод, и был он делом рук нефтепромышленников, опасавшихся, что открытие новых месторождений в других регионах России сильно понизит цены на нефть и нефтепродукты, сведет на нет искусственно нагнетаемый нефтяной дефицит. Что частные нефтяные компании сознательно тормозили развитие нефтедобычи в стране. И что компания братьев Нобель якобы каждый год выплачивала крестьянским общинам Урало-Волжского района огромные суммы, чтобы они не сдавали в аренду свои земли для бурения скважин на нефть. «Учился я увлеченно, стараясь не пропустить ни одной лекции, ни одного практического занятия, просиживая над книгами и конспектами дни и ночи. Я спешил как можно больше узнать, прочитать и стал себя чувствовать увереннее. И не я один, а все мы так жили и учились тогда».

С внушенными ему в годы студенчества представлениями о российской дореволюционной экономике Байбаков, судя по его позднейшим воспоминаниям, так и не расстался. В одной из своих книг он рассказывает, как сразу после лекций студенты вместе с преподавателями отправлялись на промысел и там, на месте, могли детально изучить то, о чем говорилось на лекциях, увидеть своими глазами, пощупать руками: «В этом заключалась, безусловно, главная особенность вузовского обучения тех лет: мы знали, что нас, будущих инженеров, ждали на промыслах, и мы, еще учась в институте, знали где, с кем и как будем работать».

Разумеется, знали, не могли не знать. Об этом их информировала сама партия своими решениями. Например, такими:

«Постановление ЦК ВКП(б) от 31 октября 1931 года по докладам Заккрайкома, ЦК Грузии, ЦК Азербайджана и ЦК Армении.

Заслушав доклады Заккрайкома ЦК Азербайджана, ЦК Грузии и ЦК Армении — ЦК ВКП(б) постановляет: <…>

1. Устанавливая, что за последние годы индустриализация во всех республиках Закавказья продвинулась значительно вперед (в частности, парторганизация Армении за последние годы добилась значительных успехов как в размахе, так и в качестве строительства), ЦК считает, что в деле дальнейшей индустриализации Закавказья необходимо сосредоточиться на всемерном развитии добычи и переработки нефти в Азербайджане, ускорении организации нефтяной промышленности в Грузии на вновь открытых месторождениях, постановке дела добычи угля и цветных металлов (в первую очередь медь, алюминий), дальнейшем развитии гидроэлектро-строительства, дальнейшем расширении хлопководства и шелководства и на этой базе расширении текстильной промышленности. <…>»

Это был первый партийный документ (потом их будет множество), показавший будущему наркому нефтяной промышленности, решением какого рода задач ему предстоит заниматься.

Сбылась заветная мечта

Согласно официальным анкетам, трудовая биография Байбакова ведет отсчет от 1 января 1932 года. В этот день он был зачислен в штат Ленинского нефтепромысла. На самом деле, еще будучи студентом, он с середины 1931-го выполнял там инженерную работу и только потом, получив диплом, был оформлен официально.

«Мои дела идут в гору, — пишет он брату в Москву. — В настоящий момент получил повышение и занимаю пост заместителя заведующего 3-й группы 1-го цеха Ленинского промысла (это бывший IV и V промыслы Балаханского района). Нужно сказать, работа эта требует большой серьезности, так как быть техническим руководителем бывших двух промыслов — дело не совсем простое. Но все же, несмотря на это, я чувствую, что смогу оправдать свое назначение… я свободно вхожу в курс своих дел и как будто справляюсь со своей работой. Оклад пока не известен, но, по всей вероятности, буду получать не менее 300 рублей».

1932-й был последним годом первой пятилетки. Тогда в основном завершилось техническое перевооружение нефтяной промышленности — первой из всех отраслей индустрии, для которой удалось изготовить новейшее оборудование. С его помощью началось бурное освоение подкирмакинской нефтяной свиты в районе Балаханы.

«В такое удивительное время всеобщего энтузиазма сбылась моя мечта — я стал инженером на этом промысле, — предается Байбаков счастливым воспоминаниям в книге “Моя родина — Азербайджан”. — Не все, разумеется, шло гладко и хорошо. Новые подкирмакинские скважины преподнесли сюрприз — стали быстро обводняться. Причина была понятна: над нефтяным пластом находился мощный водяной пласт, из которого под высоким давлением из-за ненадежной цементировки обсадной колонны проникала в этот пласт вода. Все вроде бы просто. Но что делать? Как и чем закупорить водяной пласт? Цементом под высоким давлением? Эта мысль показалась мне сначала бредовой. Но постепенно она стала все больше и больше обрастать реалиями, выстраиваться в технологическую систему. Так пришел ко мне первый, самый памятный и дорогой для меня успех в жизни: проект, разработанный мной, молодым инженером, был принят и внедрен как новый метод борьбы с обводнением скважин. Он дал хорошие результаты, и с тех пор все наши нефтяники называли его “методом Байбакова”».

Успех окрылил. Последовала вторая разработка — метод беструбной эксплуатации нефтяных скважин, при котором вместо остродефицитных в те годы насосно-компрессорных труб для подъема нефти на поверхность использовались обсадные колонны. По оценке самого автора, метод этот не был совершенным, но сыграл свою роль: множество скважин, простаивавших из-за нехватки насосно-компрессорных труб, было пущено в работу.

Ни эти, ни другие разработки, к которым приложил руку молодой инженер-нефтяник Николай Байбаков, тогда не были официально зарегистрированы. Специалистам промыслов Азербайджана было запрещено получать вознаграждения за разработки и внедрение в производство новой техники и технологий. Запрет исходил от первого секретаря ЦК Компартии Азербайджана Багирова. Выступая на пленуме в Баку, он заявил, что специалисты-нефтяники, получая деньги за разработку технических новшеств, обдирают государство, давшее им образование.

«После такого обвинения мы стали отказываться, по существу, и от авторства вообще, — рассказывает Байбаков. — Многие предлагаемые нами новшества предварительно не были оформлены юридически. Но я считаю, что подлинное авторство