Шрифт:
Закладка:
Мама улыбается мне, и у меня внутри снова все сжимается. Если бы я не боялась стереть улыбку с ее губ, то сказала бы, что наша Д. П. права: я на грани нервного срыва и не чувствую почти ничего, кроме террикона шлака в груди.
Но я молчу — наверное, во всем виноваты мои английские гены.
Валлийско-французский словарик, полезный в трагических обстоятельствах
Искусство внимания
На прием я записана на половину четвертого. Директор опаздывает, а я прибыла заранее. Секретарша с глазами более непроницаемыми, чем окно катафалка, велит ждать молча — наверное, на моем лице написано, что я могу в любую минуту впасть в истерику. На стене висит плакат с надписью черным шрифтом, размер которого уменьшается от буквы к букве: «ИСКУССТВО внимания!» Секретарша кладет на стол папку и запускает текстовый процессор. Мой взгляд не отрывается от таблички на двери: «Питер Хопкинс, директор».
Что я здесь делаю?
Дело было в четверг, в районе полуночи. Звонок серого телефона на красной табуретке почти не удивил меня — этот звук то и дело раздается в нашем доме. Я рисовала ложку, засыпанную сухими лепестками. Безжизненные букеты стояли по всей гостинице, и ни у кого не поднималась рука их выбросить.
После четвертого гудка я подошла и сняла трубку.
— Я в кухне. Приходи сюда, дорогая.
— Мама?
— Мама, любовь моя, а кого ты надеялась услышать? Так ты спустишься?
Я поспешила вниз. В тускло освещенной кухне мама разогревала молоко для какао и прихлебывала имбирный чай.
— Серен Мадлен Льюис-Джонс, нам нужно действовать!
Когда меня называют полным именем, это предвещает либо что-то прекрасное, либо что-то ужасное. Учитывая события последних дней, я приготовилась к худшему.
Окно Катафалка печатает какое-то письмо, поедая изюм. Я достаю блокнот и составляю валлийско-французский словарик. Окно Катафалка не поднимает головы. Я рисую движущиеся фигурки и подписываю на двух языках: «Прыгайте… шагайте… верьте…» Повелительное наклонение придает мне храбрости. «Ешьте… спите…» А временами даже дарует утешение. Зря я не взяла с собой ложку.
В приемную входят студенты. Три без умолку болтающие девушки и вызывающе красивый парень. Девушки в стоптанных резиновых сапогах и джинсовых комбинезонах. Их глаза вспыхивают, а густые косы начинают трястись, когда они обращаются к Окну Катафалка. Одна садится к стене и утыкается носом в альбом для рисования. Вырез ее кружевной блузки слегка порван. Парень с любопытством смотрит на стул. Меня потрясает энергичность этих молодых людей и подавляет их статус художников. Чувствую себя мошенницей.
Как свидетельствует салфетка, размалеванная моей детской рукой и преданно хранимая моей матерью, рисовать я начала в восемь месяцев и не бросила это занятие в возрасте, когда подростки переключаются на другие забавы, такие как регби, рыбалка и секс. Рисование на занудных уроках помогает скоротать время, создание портретов близких укрепляет мою привязанность к ним, оттачивание навыка штриховки на пляже дает повод не плюхаться в ледяную воду вместе с остальными валлийками грушевидного телосложения. При этом я никогда не коллекционировала свои рисунки. Я их заканчиваю и теряю. Несколько лет назад отец вручил мне три картонные папки разного размера, помеченные элегантной этикеткой «Собственность Серен Мадлен Льюис-Джонс». Вскоре я благополучно о них забыла, потому что никогда не относилась к живописи всерьез и не планировала становиться художницей. Размышляя на эту тему, я вдруг поймала себя на мысли, что лист для рисования подобен сумке кенгуру. Я раскрываю эту сумку, залезаю внутрь и прячусь от посторонних взглядов.
— Куда вы? Он вас сейчас примет! — окликает меня Окно Катафалка, когда я уже дохожу до конца коридора.
Делаю вид, будто не слышу, но тут меня догоняет сам директор:
— Простите, что заставил вас ждать, юная леди. Выпьете чая? Шейла, принесите нам, пожалуйста, две чашки чая и печенье.
Его шотландский акцент меня удивляет. Что делает шотландец в Уэльсе? Директор проводит меня в свой кабинет, затворяет дверь и кивает на стул.
— Присаживайтесь. Вы принесли свои работы?
Во время того ночного разговора в кухне мама предложила мне создать портфолио, в котором будут представлены мои лучшие рисунки.
— В противном случае у них не будет основания тебя принять. Они и так сделали нам одолжение, согласившись побеседовать с тобой сейчас, когда истекли все сроки подачи…
— Они — это кто?
— Уэльская академия искусств!
— Нет.
— Нет?
— Нет, спасибо, я не хочу ни показывать свои рисунки, ни беседовать с кем-то из Уэльской академии искусств.
Мама посмотрела на меня с таинственной улыбкой. «Она что, с ума сходит?» — испугалась я.
— К сентябрю у тебя появится желание заниматься.
— Живописью?
— А какие еще варианты у тебя есть?
Нет у меня никаких вариантов. Нет и не было.
— Серен, на протяжении одиннадцати дней я просыпаюсь и мечтаю о том, чтобы зарыться головой в подушки и вообще не вставать с постели. Я понимаю, что смогу научиться жить без твоего отца, но не знаю, как это сделать.
Представив себе мамину голову, со всех сторон зажатую подушками, я содрогнулась. Мама шумно высморкалась и продолжила:
— Отчаяние не будет длиться вечно, Серен. Жди, и оно тебя покинет, а пока соберись и сходи на это дурацкое собеседование. Мир нуждается в искусстве — и в твоем тоже!
— Когда сделаны эти?
Директор кивает на семь рисунков мини-цикла «Ложка во всех ракурсах». Он уже изучил содержимое трех папок, которые вчера чудесным образом отыскались под кроватью Ала.
— Э-э, несколько дней назад.
Собеседник кладет листы на стол и берется за чашку.
— В каких музеях вы побывали в этом году? Много ли интересных выставок посетили?
— Не очень.
— А читать любите? Какую книгу вы прочли последней?
Вроде бы я и вправду что-то читала… Где-то на улице урчат машины, застрявшие в пробке, завывает сирена скорой помощи. Я угощаюсь печеньем, вазочку с которым ко мне пододвигает мистер Хопкинс.
— Скажите, юная леди, творчество какого художника вдохновляет вас больше всего?
— Я очень люблю Моне.
— Прекрасно. Моне, не Мане?
— Обоих.
Директор улыбается и прочищает горло.
— Во всем этом, — он широким жестом обводит папки с моими работами, — не чувствуется вашей вовлеченности. Тогда как вот это, — указывает на рисунки ложки, — выглядит обещающе.
Гадаю, как мне теперь быть — встать и уйти или же продолжить беседу вопросом? Отец говорил, вопросы не бывают лишними, если мы задаем их при помощи правильных слов. Как назло, мне на ум не приходит ни одного, да к