Пожалуй, эмоциональных качелей на сегодня многовато. Когда в палату возвращается Максим, я благодарю его за всё и заверяю, что мы в порядке и вечером вернёмся домой на такси. От усталости и опустошения у меня заплетается язык. Я стягиваю обувь и бочком ложусь рядышком с Тимом на кровать. Осторожно беру его ручку в свою. И засыпаю, едва моя голова касается подушки.

Проснувшись, я некоторое время не могу понять, где нахожусь. Осознание приходит через пару секунд. Рядом сопит Тим, а мне срочно нужно в туалет. Я аккуратно поднимаюсь и вижу, что в углу, скрючившись в кресле для посетителей, что-то читает в телефоне Максим. Ощутив моё движение, он выпрямляется и шёпотом спрашивает, не случилось ли чего?

Я жестами показываю в сторону санузла и прошу приглядеть за ребёнком. Максим поднимает большой палец вверх. Позже нужно будет проанализировать, как ему так легко удалось заговорить зубы Артёму. Очень хороший навык.

Сделав свои дела в туалете, я мою руки и разглядываю себя в зеркало. Такую чувырлу ещё поискать. На голове — воронье гнездо, под глазами — глубокие тени, лоб и щека измазаны в краске. Делаю пучок поаккуратнее, смоченной в воде салфеткой стираю пятна.

Тим уже проснулся. Он повернулся на бочок, подложил ладошку под щеку и молча смотрит, как я подхожу. Я обнимаю его, глубоко вдыхаю запах за ушком и спрашиваю, хорошо ли он себя чувствует. Получив кивок в ответ, я нажимаю на кнопку вызова медсестры и говорю, что мы уже готовы ехать домой.

Несмотря на протесты, нас везёт Максим. Мне жутко неудобно, наверняка у них с мамой и племянницей были планы. Но он лишь пожимает плечами. У этого мужчины слова, видимо, продаются по двойному тарифу.

— Мама, это что за дядя? — вдруг спрашивает меня Тимофей и я спохватываюсь, что до сих пор не представила сыну нашего спасителя. Кто его знает, успела бы я вовремя, не будь Аниного брата рядом.

— Это Максим, Зоин дядя, малыш.

— Зоин дядя, ты знаешь, что у нас теперь новый дом? — обращается к мужчине сын. — Там всего две комнаты!

— Уверен, что это великолепные комнаты! — улыбается Максим. — А двор хороший?

— Отличный! Там есть деревянная горка-корабль! И заборчик из шин! И ещё лебеди! — я прыскаю, вспомнив замечательное покрышечное творчество, и радуюсь, что Тимофей как будто забыл о дневном происшествии.

Максим проводит нас до квартиры и категорически отвергает предложение выпить чаю. Он поднимает руку в знак прощания и уходит.

Дома мы с Тимом повторяем ежевечернюю рутину. Ужинаем, наполняем ванну. Сын играет с корабликами, пока я намыливаю ему спинку и делаю смешные шапочки из пены. Чистим зубы и потом, лёжа в большой кровати, с удовольствием жмёмся друг у другу боками. Он листает книжку со Шмяком, а я набрасываю в блокноте план дальнейших действий.

Когда Тим засыпает, я беру телефон и тихонько ухожу на кухню. Как обычно, Аня сразу отвечает на звонок.

— Привет! Надейка, мне так жаль, что у Тима был приступ! Ты же так его оберегала! Мама позвонила сразу, как только вы уехали. Ой, спасибо тебе, дорогая, мы же первое место взяли! Сертификат на сто тысяч и кубок! Мама говорит, Зойка разрыдалась от радости прямо на сцене.

— Анюта, поздравляю! Зоя — умница! Но это и ваша с тёть Гелей заслуга. Кто водил ее в студию все эти годы, поднимался, ни свет ни заря, тащил на себе тушку, когда у нее внезапно уставали ноги?!

Подруга вздыхает и соглашается со мной. Потом продолжает с возмущением:

— Нет, ну у меня в голове не укладывается, что за сволочь этот Артём! Прискакал в палату и устроил сцену!

— Это Максим тебе доложил? Он был как дрессировщик собак против бультерьера.

— Смешно, потому что Макс боится даже йорков. В общих чертах рассказал. Я просто Нилова хорошо знаю. Поняла, что он свой норов ни при ребенке, ни при чужом человеке сдержать не сможет. Блин, Надейка, слава богу, что ты от него ушла. Он же все эти годы у тебя кровь пил, мозг жрал, да печень клевал.

— Неужели это настолько ощущалось? Я думала, он в Москве только с катушек съехал.

— Это он в Москве окончательно съехал. А так-то ему давно успокоительное пить пора. Или сразу в дурку.

Я слышу в трубке чьё-то тихое кряхтение и спохватываюсь:

— Прости меня, Анечка, дуру грешную, — причитаю я голосом Чуриковой из «Ширли-Мырли», — прости, Христа ради! Виноватая я, ой, как я виноватая! Поздравляю тебя с рождением сыночка! Как назвали-то наследника престола?

Анька взвизгивает и хрюкает в трубку:

— Дурында! Я сейчас так заржала, что малой грудь потерял и получил молоком в глаз! Назвали Егором, свет Александровичем. Про вес, рост я тебе писала. И звонила! Много раз!

— Да, я видела. Прости меня, пожалуйста. Я так больше не буду. — В последний раз мы с ней болтали, когда я только въехала в новое жилье и теперь вкратце рассказываю, какая хандра на меня напала в эти недели и каких усилий мне стоило вообще что-то делать.

— Я только из-за того к тебе с младенцем наперевес не примчалась, что видела синие галочки в ватсапе. Думаю, значит, сообщения читаешь, не померла, небось. Ты ж недели на две с радаров пропала! Брата вот только сегодня догадалась отправить, и то, обстоятельства вынудили. Что, прожужжал поди все уши тебе наш профессор Лосяш?

Теперь хрюкаю я.

— Профессор Лосяш? Это почему?

— До фига умный потому что. Ну, он же на самом деле профессор. Доктор философских наук. Его так студенты называют.

— Философских, ого! Ничего он мне, кстати, в уши не жужжал. Наоборот, мы от силы парой слов перекинулись.

— Хм, странно, обычно его не заткнуть. Ты, кстати, почему Максу не звонила? Я же тебе ещё год назад номер скинула. Его тоже предупредила, чтобы помогал, если надо.

— Неудобно как-то было, Анют. Сама со всем справлялась. Да и не знаю его толком. Когда в последний раз я Макса видела? У тебя на свадьбе лет десять назад? И тогда бороды точно не было.

— Девять лет назад. Мама каждый раз за нее ругает. Говорит, что как медведь. Такого ночью в подъезде увидишь — испугаешься! О! Слушай! Вам надо куда-то вместе сходить.

Завтра же скажу, чтобы вывел тебя в люди. Не всё же по студенткам бегать.

— По студенткам?! О боже.

— Сейчас уже нет, это древняя семейная история. Он тогда хорошо обжёгся. Выбери пафосный кабак и сходи хоть, платье с