Шрифт:
Закладка:
Использование ярлыков хорошо для бинарных оценок по принципу «да — нет», но не для ситуации, когда имеется целый диапазон возможностей. Ярлык предполагает скорее вынесение оценочного суждения, чем возможность для выбора. Люди нередко присваивают ярлыки с полной уверенностью в своей правоте.
Ярлыки, которыми маркируются отдельные индивиды, организации и общества, могут оказаться ошибочными.
Фильм Спайка Ли «Черный клановец»[8] — едкая поучительная история о том, насколько разрушительной может быть упрощенная маркировка по принципу расовой или этнической принадлежности. Фильм основан на реальной истории Рона Сталворта, полицейского афроамериканского происхождения из Колорадо-Спрингс, и его напарника еврейского происхождения, которые в 1970-е годы совершили профессиональный подвиг, внедрившись в организацию Ку-клукс-клан и развалив ее. Это могло бы показаться совершенно невероятным, если бы не произошло на самом деле.
В фильме Рон Сталворт (в исполнении Джона Дэвида Вашингтона) разговаривает с членами организации по телефону. Рон — афроамериканец, поэтому не может допустить, чтобы они увидели его вживую, но он настолько мастерски владеет голосом, что заставляет куклуксклановцев поверить, что с ними говорит белый человек.
Рон Сталворт объединяется с Флипом Циммерманом (его роль исполняет Адам Драйвер), полицейским, работающим под прикрытием, который под видом Рона Сталворта вступает в ряды местного отделения ККК. Флип — еврей, и это имеет большое значение для развития сюжета. Приведенный ниже обмен репликами демонстрирует, почему не стоит бездумно навешивать ярлыки.
Флип Циммерман. Ну я не собираюсь рисковать жизнью, чтобы помешать нескольким мужланам подбросить дров в костер.
Рон Сталворт. Это просто работа. В чем проблема?
Флип Циммерман. В этом и есть моя проблема. Для тебя это крестовый поход. Для меня это работа. В ней нет ничего личного и не должно быть.
Рон Сталворт. Почему ты не согласился на это?
Флип Циммерман. А с какой стати?
Рон Сталворт. Да потому что ты еврей, братишка. Так называемый избранный народ. Ты вполне сходишь за белую кость. Белый англосаксонский протестант, вишневый пирог, хот-дог, белый парень. То же самое делают черные, у кого кожа посветлее. Они сходят за белых. Неужели тебя не бесит весь тот поток ненависти, который исходит от Ку-клукс-клана?
Флип Циммерман. Конечно, бесит.
Рон Сталворт. Тогда почему ты ведешь себя так, будто тебя это не интересует, братишка?
Флип Циммерман. Слушай, салага, это мое долбаное дело.
Рон Сталворт. Это наше общее дело[9].
В фильме «Черный клановец» ярлыки и категории становятся оружием. Категории могут убить: наша категория лучше, чем ваша, или вы пугаете нас. Вас необходимо уничтожить. Категории можно использовать, чтобы контролировать и подчинять других за счет наших осведомленности и понимания. Категории давят на нас. Категории не показывают всех оттенков смыслов в событиях и явлениях. Категории извращают сложные реалии, маскируя это необходимостью их разъяснения.
Категории и ярлыки побуждают к высказыванию поспешных оценочных суждений и оправдывают их. Создается впечатление, что они служат защитным механизмом, ограждающим нас от того, что нам непонятно, но часто это ложное ощущение защищенности. Разделяя объекты на категории, мы ограничиваем свое мышление установленными рамками и отказываемся рассматривать альтернативные точки зрения на то, что происходит на самом деле. Мы помещаем себя в эхо-камеры, где слышим только те голоса, с которыми заранее согласны. Так, телеканалы MSNBC и Fox News освещают вопросы политики в США с разных точек зрения, но очень немногие смотрят эти телеканалы.
Обобщения помогают сортировать других людей по каким-то общим признакам и собирать в упрощенные категории — такие, например, как «иммигранты». Мотиваторы подобного подхода — страх и предполагаемая угроза со стороны иных людей, не похожих на нас. Крайним проявлением категориального мышления считается поляризованное мышление в духе «все или ничего».
ГЛУБОКИЕ КОРНИ КАТЕГОРИЗАЦИИ
После атаки на Всемирный торговый центр 11 сентября я, как и многие другие, пережил период эмоционального потрясения и переоценки ценностей. Поддавшись внезапному порыву, я выделил специальную полку в своей библиотеке и расставил на ней книги, при одном взгляде на которые во мне поднимались теплые чувства. Одна из таких книг, которая до сих пор стоит на этой священной полке, — «Структура научных революций» Томаса Куна[10], вышедшая в 1962 году. В первый раз я прочитал ее, будучи аспирантом Северо-Западного университета.
Кун утверждал, что общепринятые парадигмы служат основой, на которой выстраиваются научные дисциплины, но могут превратиться в жесткие затвердевшие категории, блокирующие появление и распространение иных точек зрения. Теперь я понимаю, что Кун подталкивал меня к понятию мышления полного спектра, которое помогло бы мне придумать новые парадигмы мировосприятия — за рамками ограничивающих нас категорий.
Руководствуясь новой парадигмой, ученые начинают использовать новые инструменты и изменяют направление научного поиска. Более того, во время научных революций они начинают видеть нечто новое и необычное там, где прежде этого не замечали, пользуясь привычными инструментами. Это, скорее, похоже на то, как если бы профессиональное сообщество вдруг перенеслось на другую планету, где привычные объекты предстают в совершенно ином свете и соседствуют с какими-то незнакомыми объектами[11].
Мышление полного спектра помогает нам увидеть привычные ситуации в необычном ракурсе.
В рецензии Washington Post на классическую книгу Джона Фаулза «Дерево» (The Tree), вышедшую в 1979 году, отражены не только важность использования категорий, но и риски, которыми это чревато. Фаулз утверждает, что в каждом из нас сидит «зеленый человек», который тонко чувствует окружающую природу, но связан привычными категориями:
Он («зеленый человек») в качестве своего главного образа признает маленький, формальный садик Карла Линнея, создавшего в XVIII веке международную систему классификации растений и животных… Под влиянием Линнея наука в значительной степени посвятила себя <…> снабжению объектов конкретными ярлыками, разъяснениям действия конкретных механизмов и экологических систем, короче говоря, занялась сортировкой и упорядочиванием того, что в массе своей кажется неотличимым одно от другого… [Это знание] сводит на нет или ограничивает возможность видеть, постигать и переживать новый опыт. Это и есть горький плод с древа познания Уппсалы[12], [13].
«Зеленый человек» внутри каждого из нас не принадлежит к мыслителям категориального типа. Ключ к пониманию произведений Фаулза, по его мнению, лежит в его взаимоотношениях с природой. Он признает значение научной категоризации природы, но чувствует, что мы нарушили хрупкое равновесие и подошли к опасной черте:
Конечно, в жизни найдется место для научного
