Но вместо этого, спустя пару часов, Оля примчалась прореветься к Вике. Спутанно, сквозь всхлипы, рассказала, как побывала в гостях у Державина, как все могло быть замечательно, если бы не главный урод школы.

— Вот же говнюк этот Огурцов, — прошипела подруга, утирая слезы страдалице и поглаживая по спине. — Сам страшный, как кикимор, а все туда же… Оценки дает. Врет он, Лель. Ты красотка!

— Ага… Но Янка лучше, — снова зарыдала в голос Оля, утыкаясь Вике в плечо.

— Ну, тут не поспоришь. Янка настоящая модель. И, если честно, они с Державиным подходят друг другу. Ее предки тоже какие-то шишки. Папаша депутат, а у матери сеть салонов. Тут, Лелик, как ни старайся — проиграешь, — потом пожалела безвинно обиженную и добавила: — Но, знаешь, такой и проиграть не стремно. Так сказать — показатель!

Утешения сие умозаключение Смирновой не принесло. Хотя, правды ради, немного веры в себя вернуло. Девушка Олега действительно очень красивая и манерная. Большие зеленые глаза, копна блестящих русых волос, курносый носик, пухлые алые губы. И ко всему — вечный образ детской наивности, что откровенная ерунда. Характер у львицы был тот еще. Стервы плакали в сторонке. И все же Оля пролила себе бальзам на раны, теша мыслью уязвленное самолюбие, типа, если бы Матросовой не было, то Державин точно выбрал бы ее.

С того дня Оля запретила себе смотреть в сторону Державина, а Вике — даже произносить его имя. Прекратились записки, нелепые подкарауливания и подглядывания, да и утомительная слежка. Малышня по привычке подбегала к девушке, выпрашивая угощения и предлагая услуги посыльных, но Смирновой — кремень!

Однако тайно, наедине с собой Оля всё же придавалась грёзам. Одумается, может? Разглядит ее? Но все же не приближалась. Это проклятое «внешность не айс» так и звучало у нее в голове, отдаваясь набатом. И кто сказал? Огурцов? Тот, от кого любая нормальная девочка нос воротила. Это ли не большее унижение? Как же Оля возненавидела Валерку… До скрежета зубов. Мерзкий, злобный карлик! Наглый, беспардонный и уродливый.

Глава 6

Школа осталась позади. Оля все так же мечтала об Олеге и таила обиду на Огурцова, а умная и амбициозная Вика училась в престижном ВУЗе и постигала международные отношения. Хотела бы и Смирнова, как другие одноклассники, сказать, что носит гордое звание «студентка», но увы… Не все у нее сложилось хорошо и как мечталось.

Прошло два года, а ее самыми яркими, добрыми воспоминаниями остались беззаботная школьная жизнь и выпускной, на котором они с Кусей вытворили невозможное. Татухи набили!

Первый настоящий праздник. Тот, который остался в памяти каждого, как запоминающийся шаг из детства во взрослую жизнь, куда все так отчаянно стремились по наивности. Казалось, что каждый хотел выглядеть как можно лучше, статнее, привлекательнее. В общем, все явились красивые, нарядные.

Бабушка не поскупилась, и Оля чувствовала себя настоящей принцессой в длинном небесно-голубом платье с серебристыми бретелями. Завитые волосы закрывали спину. Легкий макияж подчеркивал синие глаза и делал ресницы еще длиннее и пушистее. Розовая помада поблескивала перламутром на губах, придавая объема и очарования.

Вечер выдался волшебным. Церемонию по случаю окончания школы проводили в два этапа: первая проходила в школе, где было много напутственных речей и поздравлений; вторая — в ресторане, недалеко от учебного заведения, где выпускники пили легкий алкоголь и чувствовали себя королями танцпола.

Как ни печально, но на свой выпускной Оля-таки вспомнила выпуск Державина. Когда старшеклассник пил и развлекался пару лет назад со своим классом, она следила за ним до самой ночи. Честно призналась, но Олег и Яна вполне заслуженно снискали славу принца и принцессы вечера. Державин, одетый с иголочки, в темно-синем костюме с зауженными брюками и двубортным приталенным пиджаком поверх шелковой белой рубашки, казался еще красивее. Яна подстать ему: в длинном расшитом золотыми нитями платье, что облегало фигуру как вторая кожа… Короче, Смирновой тогда шарахнуло по самолюбию в очередной раз. Домой приперлась в полночь и рыдала как дура.

Однако, на свой праздник, она выбросила хандру из печенок. Пусть вспоминала, думала, но уже не болела и одержимостью не пугала.

Как бы долго ни веселились бывшие школьники, но Сальская и Смиронова были не с ними. Вика никогда не была подвержена стадному инстинкту, а потому утащила Олю гулять задолго до полного перепития окружающих.

Тогда казалось, что весь мир принадлежит им. Странным образом внутри ревело желание показать себя. Заявить о себе! Вроде: смотри, Мир, мы идем! В воздухе пахло чем-то пьянящим, легким, или это они уже окончательно окосели от выпитого. Бродили бесцельно по городу, горланили песни, танцевали под свои же завывания, скакали как ненормальные, сняв неудобные каблуки и повесив их на руки.

Среди спящего города, наводненного опьяневшей от свободы и спиртного молодежи, подруги набрели на тату-салон. В темноте улицы лишь из панорамного окна на первом этаже лился яркий свет, а вывеска неоновыми огнями манила обратить на себя внимание.

— Нам сюда! — скомандовала Вика и подтолкнула Олю ко входу.

Грузный бородатый мастер, попивая пиво из бутылки, окинул девушек оценивающим взглядом, и понимающе хмыкнул.

— Приходите послезавтра.

— Почему? — удивилась Сальская, явно не желая проигрывать своим желаниям, да еще в первые часы взрослой жизни.

— Читаем правила, лялечки, — мастер небрежно вскинул руку, указывая на доску с прикрепленными листами.

Жирным шрифтом на одной из памяток значилось: «Пьяным клиентам не набиваю!» А ниже тонкой булавкой была прикреплена визитка: «Услуги нарколога. Вывожу из запоя. Конфиденциальность гарантирую» — и номер телефона».

— Чей-то вы пьяным на набиваете? — уперла руки в боки Вика.

Бородач закатил глаза.

— Потому что от алкоголя расплывается краска, а каждый мастер свою работу ценит, потому что каждая работа — его реклама и репутация.

Он произнес это так устало, словно по сто раз на день повторял.

— Ну-у пожа-а-алуйста, — Сальская сложила ладони в молитвенном жесте, обращаясь к мужчине и пихая Смирнову локтем, типа, присоединись, зараза, пока нас не выперли. — Это очень-очень важно!

— Только не просите набивать на животе, — вздохнул и покачал головой мастер, сделав еще глоток солодового напитка: — А то разжиреете и все труды мои насмарку. Вишенки превратятся в груши, а бабочки в фантастических чудищ из фильмов ужасов.