Шрифт:
Закладка:
И она ощущала бремя в полной мере этим утром. Помимо пыли на ее обычно безупречном строгом платье, ее обычно гладкие черные волосы выбились из пучка и растрепались. Она стояла на пороге, прислоняясь к дверной раме, и казалась увядшей, зеленые глаза обрамляли тени, и она кисло смотрела на Джулиуса.
— Ты опоздал.
Джулиус не опоздал. Благодаря Бобу, он пришел ровно в восемь. Но сейчас не стоило спорить, и он пропустил эти слова, вежливо улыбнулся сестре.
— Я могу войти?
Фрида шагнула в сторону, придержала дверь широко, чтобы пролез меч Джулиуса, пока он проходил в приемную матери, которая сильно отличалась от комнаты, куда Боб послал его переодеваться прошлой ночью. Тогда тут было полно золотой безвкусной мебели, шкур вымирающих видов животных, хрупких столов и других трофеев Бетезды, дорогих и гадких. Теперь бардак тут был сильнее, чем в тронном зале.
Вся мебель — шелковые диваны, позолоченные зеркала, даже кованая решетка камина — была разгромлена до неузнаваемости. Обои были сорваны со стен, персидский ковер почти полностью сгорел. Уголок возле него еще дымился, и Джулиус быстро отодвинулся и присоединился к Фриде на единственном чистом участке пола.
— Что случилось?
Фрида посмотрела на него, как на глупого.
— Матушка.
Джулиус скривился. До прошлой ночи он не поверил бы, что Бетезда могла так поступить со своим имуществом. Вещи других — да, но не свои. Она восприняла уменьшение власти хуже, чем он думал.
— Так было всю ночь, — продолжила Фрида, опускаясь, чтобы смести осколки хрустального графина и рюмок. — Она очень расстроена.
Ее мрачный взгляд показывал, что она винила Джулиуса в этом, и, хоть он сочувствовал сестре, он не стал извиняться за истерики Бетезды.
— Где она?
— В гостиной, — она бросила осколки в ведро рядом с собой. — Дальше по коридору, первая дверь слева. Постарайся не злить ее еще сильнее. У нас заканчивается мебель.
Он не мог такое обещать, так что Джулиус просто поблагодарил сестру и прошел в указанную дверь, осторожно перешагивая осколки, забираясь глубже в логово Хартстрайкер.
Ему не пришлось идти далеко. Хоть это были покои (бывшей) главы самого большого клана драконов в мире, покои Бетезды все еще находились на вершине горы, похожей на шип. Места для комнат было не так много, если учесть комнату для кладки яиц и сейф. Джулиус надеялся, что увидит последнее. Он все еще был драконом, и груди золота, на которых любила отдыхать Бетезда, были легендой. К сожалению для его любопытства, его мать была там, где и сказала Фрида: лежала на кожаном диване в гостиной из красного бархата, которая была почти целой, хотя на бархате стен были дыры в нескольких местах.
Это было лучше, чем погром в приемной. Оглядевшись, Джулиус невольно пожелал, чтобы она разгромила и эту комнату. Может, если бы она разломала бархатные кресла и картины в стиле ню, он смог бы игнорировать факт, что стоял в месте, которое можно было описать только как будуар его матери. Не помогало и то, что шелковое платье на ней идеально подходило к сцене, ниспадало с плеч так, что еще не делало ее обнаженной, но открывало больше, чем Джулиусу было комфортно видеть. Потому она его и надела.
— Так, так, так, — прорычала она, зеленые глаза сияли в тусклом свете. — Мой знаменитый соправитель все-таки прибыл.
Джулиус вздохнул. Он знал, что не будет просто, но надеялся, что жажда власти матери придаст ей силы хотя бы попытаться работать в новой системе, хотя бы для того, чтобы понять, как в ней играть. Но он был оптимистом. Бетезда не выглядела готовой сделать что-нибудь, кроме как съесть его. А еще он понял, что она была не одна.
— Ты знаешь Дэвида, конечно, — сказала она, махнув на дракона, сидящего в огромном кресле в углу. — Сенатор Нью-Мехико.
— Конечно, — сказал Джулиус. Кроме Бетезды, Дэвид, который пять раз был сенатором, и был первым драконом, выбранным в государственное учреждение США, был самым известным Хартстрайкером, по крайней мере, среди смертных. Он идеально играл свою роль. Где многие драконы делали все, что могли, чтобы подчеркнуть свое место на вершине пищевой цепочки, Дэвид поступал наоборот. Его улыбка была надежной, а не хищной, и его темные волосы были выкрашены в седину на висках, чтобы он выглядел не так юно. Как все драконы, он все еще был очень красивым, но не казался недосягаемым, такому мужчине можно было доверить присмотреть за домом или страной. Но, в отличие от остального голосующего населения, Джулиус тоже был драконом. Обман был хорошим, но он видел блеск охотника в ярко-зеленых глазах Дэвида, когда он встал и протянул руку Джулиусу.
— Рад, наконец, познакомиться, — тепло сказал он, крепко сжимая ладонь Джулиуса. — Я так много о тебе слышал.
— Не сомневаюсь, — Джулиус взглянул на мать, та оскалилась. — Но, кхм, это должна быть встреча Совета, так что…
— А почему он тут, по-твоему? — рявкнула Бетезда, глядя на Джулиуса так, как смотрела на самых глупых детей. — Он будет третьим.
Джулиус удивленно дернулся.
— Что?
— Предложение было честью, — сказал Дэвид, низкий голос был гладким, как шелк. — И я был рад согласиться. Я счастлив помогать нашему клану в трудные времена.
— Сказал как истинный политик, — гордо сказала Бетезда. — Но можно не играть. Это всего лишь Джулиус.
Дэвид улыбнулся матери, но улыбка не задела его глаза. Джулиус решил это сейчас же остановить.
— Я рад, что ты уже не споришь с идеей Совета, — сказал он матери, вытаскивая устав, который дал ему Боб. — Но ты не можешь просто сделать Дэвида частью Совета. Тут говорится, что третье место должно выбираться большинством голосов…
— Но это глупости, — Бетезда фыркнула. — Я все еще запечатана, и я не буду распечатана, пока глупый Совет не будет полным. Дэвид подходит. И он — Хартстрайкер высшего ранга без Клыка, помимо Амелии, и его популярность среди первых кладок дает ему внутреннюю поддержку, — она гордо улыбнулась сыну. — Он — мой второй подозреваемый в потенциальном бунте после Амелии, но ты и Боб опередили его.
Дэвид рассмеялся.
— Нужно благодарить их за это, матушка. Я планировал убить тебя во сне.
— Я отчасти даже жалею, что ты этого не сделал, — сказала Бетезда. — Ты бы свергнул меня должным образом, вместо этого бардака.
Они рассмеялись, а Джулиус, которому уже было не по себе, решил продолжить:
— Не важно, хорош
