Шрифт:
Закладка:
Ван Гог отправляется проповедовать среди шахтеров в Боринаж — один из самых бедных регионов Бельгии, богом забытое место, куда ни один другой миссионер не рискнул бы податься. Он помогает несчастным едой и лекарствами, желая облегчить их страдания, так что в результате сам заболевает и просит Тео прийти ему на помощь.
Многие видят в миссионерской деятельности Винсента своеобразный вызов отцу, который всю жизнь проповедовал Евангелие, стараясь, что называется, «не испачкать руки». Мне кажется, что этот жест Ван Гога — скорее попытка исследовать радикальным (единственным понятным ему) способом мир, которого в родительском доме он коснулся лишь поверхностно: мир религии и благочестивых мыслей, вдохновленных чтением Евангелия. Начальство обвиняет Ван Гога в том, что тот принимал чрезмерное участие в жизни шахтеров, вместо того чтобы ограничиться лишь ролью духовного наставника. Для Винсента же нет понятия границ — они существуют только для того, чтобы их нарушать.
Несмотря на старание и рвение, которые Ван Гог проявил к работе, в первые десять лет работы его преследует одно фиаско за другим. Винсента гложет экономическая зависимость от семьи: он часто обращается к родным и неизменно находит у них поддержку.
Мне как племяннику понятно это стремление сделать карьеру вдали от дома, отделиться от семьи. В меньшей степени я разделяю желание сменить род деятельности при первом же возникшем препятствии. Я не унаследовал это ощущение постоянного беспокойства. Внутренней тревоги.
Бабушка с дедушкой с опасением отнеслись к его решению стать проповедником, однако не стали возражать новой смене направления. В отличие от многих художников той эпохи, вынужденных рвать отношения с родителями, чтобы реализовать свою мечту, Ван Гог каждый раз находит поддержку в семье, в какое бы новое приключение он ни ввязался.
«Да, может, это не дело всей его жизни, но, во всяком случае, он не подорвет свое здоровье», — думали его родители. Бабушка с дедушкой всегда давали дяде много заботы, с самого раннего детства, они оправдывали Винсента в любых обстоятельствах и опекали его настолько сильно, что тот рос упрямым и эгоистичным.
Родители вели себя очень мягко, особенно по отношению к первенцу, — пишет моя мать в биографии, посвященной дяде Винсенту. — Как-то раз из Бреды приехала к ним в гости прабабушка Ван Гог. Увидев, как Винсент капризничает, прабабушка, опытная в вопросах воспитания — она вырастила двенадцать детей, — взяла ребенка за руку, дала ему подзатыльник и выгнала из комнаты. Добродушная мать (бабушка Анна) была настолько возмущена таким обращением, что потом не разговаривала со свекровью весь день, и отцу (дедушке Теодорусу) пришлось применить недюжинный дипломатический талант, чтобы примирить женщин.
Письма, которые родители пишут Винсенту в те годы, когда он живет вдали от дома, полны глубочайшей любви и беспокойства за сына. Мне не довелось познакомиться с дедушкой Теодорусом, он умер в 1885 г., но я до сих пор вспоминаю визиты бабушки Анны к нам в Бюссюм, ласковое прикосновение ее шероховатой руки к моему лицу и трепетные рассказы о старшем сыне, таком уязвимом и беззащитном.
В самые беспокойные периоды молодости дяди Винсента, когда он меняет работу каждые несколько месяцев, бабушка Анна шлет взволнованные письма Тео, который, в отличие от брата, довольно быстро сделал карьеру в торговле живописью.
Как бы я хотела, чтобы он нашел работу, связанную с искусством, или чтобы был поближе к природе.
Возможно, она не имела в виду непосредственно работу художника, но интуитивно угадывала склонности сына.
Именно природа станет ведущей темой живописи Ван Гога: вооружившись углем и акварелью, он будет культивировать в себе страсть к пейзажу, которая не оставит его до последнего дня, до последней картины.
Очередная попытка смены деятельности вызвала новую волну тревоги в родителях, — вспоминает моя мать. — «Я все время думаю, что, где бы Винсент ни был и чем бы ни занимался, он умудряется разрушать все вокруг своим эксцентричным поведением и странным отношением к жизни», — говорит бабушка в письме к Тео. Дедушка добавляет: «Нам больно видеть его таким, все время в депрессии, с поникшей головой. Как будто он нарочно каждый раз выбирает самый сложный путь».
И они правы.
«Что бы я ни предпринимал, это кажется мне чем-то невозможным, чем-то выше моих сил», — пишет Винсент моему отцу в сентябре 1880 г. Здесь он противоречит сам себе и будет так делать на протяжении всей жизни. Дядя сознает, что не имеет врожденного таланта к живописи, и видит перед собой долгий путь обучения. Однако он не падает духом и проявляет удивительную стойкость и усидчивость в изучении материалов, техник, перспективы, анатомии, пропорций и цвета.
Такое ощущение, что к живописи его привела сама судьба.
Первые рисунки
Покинув рудники — землю бедности и отчаяния, — Ван Гог переезжает в Кесмес, деревню в окрестностях Монса. Там он снимает небольшую комнату в доме профсоюзного работника Шарля Декрюка на рю де Павийон, 3. Да, Винсент бежит от воздуха, пропитанного угольной взвесью, однако шахтеры по-прежнему не оставляют его — именно они станут первыми персонажами его картин. Бестелесные призраки, изможденные тяжелым трудом, которых художник будто подкараулил по пути домой после рабочего дня: они идут, с трудом передвигая ноги от болей в спине и вязкого снега под ногами. Взгляд сокрушенно смотрит в землю, глаза ввалившиеся и потухшие.
Именно здесь начинается мое путешествие по следам творчества дяди Винсента. В 50-х гг. XX в. практически все шахты уже закрыты, их история подошла к своему логическому концу. Однако мне удается застать немногочисленных горняков, которые по-прежнему терзаются в этом аду: они представляют собой грустное зрелище, в точности как ковыляющие персонажи на картинах Ван Гога. Покрытые пылью и пеплом, они кажутся чернее добытого угля. Должно быть, никто не дал шахтерам больше любви, чем дядя Винсент: именно их жизнь вдохновила его на творчество.
Выбор, сделанный в пользу живописи, сразу находит отражение в переписке Ван Гога: из его посланий исчезают религиозные реминисценции, уступая место размышлениям о первых эскизах и творческом развитии. Именно тогда папа начинает помогать ему деньгами.
Я узнал от Ма и Па, что ты выслал мне пятьдесят франков, — пишет он в июле 1880 г. — Что ж, я их принял. Принял с неохотой и тоской, но сейчас испытываю затруднения и нужду, что мне еще оставалось делать? Я должен поблагодарить тебя. Для этого и пишу. Ты, наверное, знаешь, что я вернулся в Боринаж. Папа уговаривал меня остаться с ними, но я отказался и думаю, что поступил правильно. В моей семье меня считают невыносимым, странным, недостойным доверия элементом. Как бы я того ни хотел, я ничем не могу быть им полезен.
[…]
Я человек непредсказуемый, способный на безрассудные поступки, в которых мне нередко приходится раскаиваться.
