на него сверху вниз – благо, что сидела в седле, – вы мне в качестве сопровождающего не нужны. Во-вторых, вы не умеете вести себя. Как вы смели вчера нагрубить судье?

– Я не грубил, – возразил он.

– Вы намекнули, что он не сможет выполнить свои обязанности, и что вы не признаете его власти!

– Ни черта подобного не говорил, – сказал он и поскрёб щетинистый подбородок. – А вообще, у нас свободная страна. И каждый может говорить, что хочет. Подождите, сейчас я выведу Бобика…

– И каждый может делать, что хочет! – я пришпорила лошадь, заставляя её круто развернуться, и рыцарю пришлось отступить. – И вы со мной не поедете! – я пустила лошадь галопом, думая, что в придачу к отаре получила ещё одного упрямого барана.

Я храбрилась, стараясь разозлиться посильнее, но добравшись до города тут же пожалела, что не взяла в провожатые хотя бы мальчишку на ослике. Стоило мне выехать на главную улицу, как из таверны выскочил мужчина – лохматый и черноволосый, немного пьяный и очень раздражённый. Это был Румьер Рубертун, чьи земли граничили с моими по восточной стороне.

Сделав вид, что не замечаю его, я понукала лошадь, чтобы поскорее проехать, но Рубертун оказался быстрее и преградил мне дорогу. Чтобы не сшибить его, пришлось натянуть поводья.

– Доброе утро, господин Румьер, – сказала я вежливо. – Позвольте проехать и не пугайте мою лошадь.

– И у вас ещё хватило наглости заявиться сюда, леди Сегюр? – прохрипел он, прокашлялся и зло посмотрел на меня. – Да ещё и заговорить со мной?

– Город для всех, – ответила я, не желая провоцировать ссору, – а заговорила я с вами только потому, что вы мешаете мне проехать. Давайте сделаем приятное и вам, и мне, и разойдёмся с миром.

– С миром? – вскипел он. – Вы чуть не убили моего сына!

Из таверны начали выглядывать горожане. Некоторые даже вышли, чтобы получше увидеть и услышать, что происходит. И никто, разумеется, не подумал вступиться за меня.

– Не преувеличивайте, – сказала я, заставляя лошадь отступить, потому что Рубертун лез почти под копыта. – Ваш драгоценный Клод жив и здоров.

Но мужчина совсем не слушал меня.

– Вы измолотили его безо всякой жалости! – он почти кричал. – Таким людям, как вы, опасно находиться в обществе! А вы ведь девица! Благородная! Леди! Хотя, точно ли вы девица? – он окинул меня взглядом. – Я видел вас на лугу, вместе с вилланками…

– Ваш сын сам виноват, – перебила я его, пытаясь поменять тему. – Досталось бы и Ленарду, да он успел сбежать.

Ленард был младшим сыном господина Румьера, а Клод – старшим. И мнение о том и о другом у меня было самое нелицеприятное.

От таверны послышались сдержанные смешки, и Рубертун побагровел.

– Вы говорите, что мой сын трус?! – чуть не зарычал он. – Мои сыновья никогда ни от кого не бегали! А вы… – он схватил мою лошадь за поводья, и она опасно заплясала на месте.

– Отпустите сейчас же, – велела я, дёргая поводья в свою сторону.

Ни о каком мире уже и речи быть не могло.

– Оба ваших сына – трусы! – сказала я, прикидывая, смогу ли применить стиль Сегюров в таких условиях. – Потому что осмелились напасть на женщину!

– А вы уверены, что вы – женщина? – опять завёл свою волынку Рубертун.

– Да! – бросила я ему в лицо.

– Во всяком случае, не благородная, – тут же ответил он. – Ваш покойный батюшка слишком много проводил время в навозе, вот вы и переняли любовь к этому запаху…

Наверное, я пустила бы в ход свою самодельную дубинку, но тут по камням мостовой зацокали копыта, Рубертун посмотрел мимо меня и замер, но поводья не отпустил.

Я оглянулась, чтобы увидеть, что его так поразило, и чуть не застонала – по улице прямо к нам двигался вороной конь, а на нём ехал ни кто иной, как сэр Мюфла. Он смотрел на нас, а за его правым плечом очень хорошо смотрелась рукоять сабли.

Возле таверны стало тихо и пусто – люди исчезли в одно мгновение. Но я не сомневалась, что они продолжают подглядывать – в окна, в щёлки двери…

Тем временем вороной конь уже поравнялся с моей лошадью, и сэр Мюфла наклонился в седле, уперев в бедро кулак.

– Я правильно понял, – произнёс рыцарь медленно и отчётливо, – что два ваших сына, господин Не-знаю-как-вас-там, напали на леди, она их отдубасила, они нажаловались, и теперь её ещё заставляют платить штраф?

Рубертун хмуро промолчал, морща лоб и явно соображая, кто перед ним такой и насколько далеко можно зайти в угрозах и оскорблениях. Я воспользовалась его раздумьями и выдернула у него из руки поводья, похлопывая лошадь по холке, чтобы успокоить.

– Сколько лет вашим деточкам? – снова спросил сэр Мюфла, не дождавшись ответа. – Пять?

– Им семнадцать! – ожил Рубертен и сразу бросился в наступление. – И что вы тут себе позволяете? Вы кто, вообще?

Мне показалось, что сейчас рыцарь вытащит свою саблю – потому что он сделал движение рукой, и поспешила вмешаться.

– Давайте остановимся на этом, – сказала я, направляя лошадь между Рубертуном и вороным конём. – Я приехала заплатить штраф, а не ссориться.

– Никто и не ссорится, – сказал сэр Мюфла и поскрёб подбородок, а потом опустил руку на луку седла. – Просто выясняю для себя кое-что. Так значит, я вас правильно понял, – он вытянул шею, чтобы из-за меня видеть Рубертуна, – ваши два семнадцатилетних остолопа осмелились напасть на леди, а теперь изображают из себя жертв? Где они, – он оглянулся и даже присвистнул, словно подзывая собак. – Опять сбежали? И спрятались за матушкину юбку?

– Как вы смеете! – заорал Рубертун, но тут вороной конь переступил копытами, решив поухаживать за моей лошадью.

Его хозяину пришлось повернуть коня, чтобы отвести его в сторону, и стала видна сабля – во всей красе, от эфеса до кончика ножен.

Рубертен поперхнулся и долго не мог прокашляться, постепенно отступая к стене дома.

– Что за варварское оружие?! – произнёс он, наконец, но воинственного пыла в нём сразу поубавилось. – Кто позволил разгуливать по городу вместе с ним? Куда смотрят