сердце стучит неровно.

Это птицы поют крикливо,

Рассекая крылом лазурь.

Я ведь знаю, бессмертны души.

Да и все мы повязаны кровно,

Да и время течет лениво,

Обрекая на мрак и хмурь.

Посмотри на меня и почувствуй.

Это голос рвется на волю.

Это кожа упруго тянет

Для себя кислород и жизнь.

Почему же так часто пусто,

Где-то возле души так колко.

И все кажется день устанет

И сорвется однажды вниз.

Человек играет

Человек играет в бога:

Не в мессию так в пророка.

Человек играет, чтобы

Вдруг не стало одиноко.

Человек играет страсти:

Не любовь, ну, хоть влюбленность.

А у страсти столько власти

И к вранью такая склонность.

Человек играет волю

До скончанья дней и века,

Редко избирая роли,

Где играет человека.

Тает тихо слеза предпоследнего снега…

Тает тихо слеза предпоследнего снега.

Я почти идеально вписалась в природу.

Как тебе объяснить?! Не бывает победы.

Есть лишь цели, стремленья, ухабы, дороги.

Что тебе рассказать? Про себя, про работу?

про знакомую, ждущую где-то ребенка?

Нет, пожалуй, побед. Только дни и заботы.

Жизнь всего лишь с неброским узором скатерка.

Я почти идеально вписалась в природу,

очертив в нашей жизни спокойствия зоны.

Нет побед, но мы сможем наладить погоду,

Подновив и поправив немного узоры.

Треугольник

Фигура я? Пожалуй, треугольник.

Натянутый, и жесткий, и колючий.

Решающий и ищущий достойных,

А, может быть, пусть субъективно, — лучших.

Устойчивый и равный треугольник.

Кто видит нерв, протершийся об угол?

Клинком реакций исколовший стольких

И не мечтавший оказаться кругом.

Бескомпромиссный с острыми углами.

Такой останусь, сколько простою.

Но хорошо так краткими часами

В окружность вписанною быть твою.

Я возьму твою руку…

Я возьму твою руку,

Я сожму твои пальцы,

Потому что так глупо

Без причины расстаться.

Я возьму твою руку,

Утону в ней ладонью.

То ли кошка мяукнет,

То ли время застонет.

Я сложу свои пальцы

На твои и представлю,

Что отныне и дальше

Током вечности правлю.

Вот и все

Вот и все. Нас полечит небо

Своей синей и влажной кожей.

От минуты толчка и разбега

До секунды, когда жизнь стреножит.

Вот и все. Нас целят простуды,

То весенние, то в ноябрь.

И, наверное, лучше не буду.

Да и ладно. Не хуже хотя бы..

Вот и все. По тарелке белой

Катит яблочко день наливное.

Я твержу, что ты вовсе не был.

И как раньше болею тобою.

Бог хромой нахромал мне тропку…

Бог хромой нахромал мне тропку

Черте знаете ли какую.

Я хотела быть легкой пробкой,

А явилась порывом бури.

И холодным дождем апреля,

И капелью с январской крыши,

Птиц осенних последней трелью,

Чтобы ты, не желая, слышал,

Чтобы чувствовал резко сразу

Каждый шаг по твоей планете,

Чтобы были приметны глазу

Все мазки меня в этом свете.

***

Уходи и считай забытой,

Но метелью пощечин вспомнишь

Ритм дыханья мой резкий, сбитый

В твой вплетавшийся как-то в полночь.

Мне в Царствие Божье, как в ушко иголки…

Мне в Царствие Божье, как в "ушко" иголки,

Навряд ли пролезть.

Но я выбирала болезненно долго

Единственный крест.

Сухими глазами глядела в провалы

Ночной пустоты,

И все забирала, и всем отдавала

Чужие кресты.

В игольное "ушко" пролезу навряд ли,

Да мне и не след.

На встрепанном сердце ожоги как пятна.

И снова рассвет.

Пройти по гравию слов…

Пройти по гравию слов.

Зацепиться за скол твоего имени.

Я человек, вообще-то, не злой,

Просто душа по копейке выменяна.

По краю воды неспеша проскользить,

Цепляясь подолом за пену прибоя.

Не то чтобы я не умела любить,

Но вот не любила, похоже, давно я.

Я тихо пройду не оставив следа.

На камешках слов все теряется быстро.

Но, может быть, кто-то представит тогда,

Что я превращаюсь к закату в жар-птицу.

Что не сказано, и не скажется…

Что не сказано, и не скажется.

Что не связано, то не свяжется.

Теплых пальцев бег по твоей груди.

Ты молчи сейчас. Хоть сейчас — молчи!

Теплый выдох твой на моих губах.

А внутри не боль и совсем не страх.

И не горько мне краткой блажию.

Оплела нас жизнь связей пряжею.

Одна ночь

И с губ собрав всю страсть твою до капли

В предутренней остывшей тишине,

Я поняла, что нет пути обратно

И ты такой, каким не снился мне.

В сплетеньи тел, скрещеньи жарких пальцев,

Когда видны все мысли сквозь зрачки.

Мне показалось, что для душ-скитальцев

Впервые появились маяки.

Но до рассвета ждать совсем немного,

И я в тебя вжимаюсь тем сильней,

Чем очевиднее необщая дорога

И в некасаньях многомерность дней.

Они оба пьяны…

Они оба пьяны настолько,

Что качаются стены и пол.

Он сюда не пришел бы… только…

Он бессильно в нее влюблен.

В этой комнате странно тесно,

И пусты две бутылки вина.

Он пришел… Для чего?.. Неизвестно.

А она так в него влюблена.

Неуместны в чувствах признанья,

Если раз ничего не сложилось.

Она топит в вине мечтанья.

Он твердит: "Это мне приснилось!"

Оба так пьяны. Ах, как глупо,

Но сегодня все будет честно.

Губы снова отыщут губы…

И рассвет они встретят вместе.

Кажется

Кажется, ну вот, кажется.

Так бывает порой в гардеробе.

Номерок и одежда не свяжутся,

Хоть отдали по номеру вроде.

И как будто бы двое остались:

Он с манто, она с рыжей курткой.

День закончен — мигрень и усталость.

Ей к авто, ему два переулка.

Обменяются нервно вещами

И пойдут по домам в раздаженьи.

Она пискнет брелоком с ключами.

Он привычно смахнет восхищенье.

Он не пьет вина и не встречается с женщинами…

Он не пьет вина и не встречается с женщинами,

Но скажите тогда, зачем ему