Сегодня утром Хейли заглянула ко мне в хранилище и попросила расшифровать интервью для августовского номера. Вспомнив разговор с другими практикантками о том, что нужно браться за любую дополнительную работу, я сказала, что обязательно это сделаю, хотя на самом деле времени у меня особо не было. Я пропустила ланч, закончила все в моем списке дел на сегодня и наконец села за расшифровку примерно в половине пятого вечера.

Я дошла до середины интервью, когда меня отвлек смех, доносившийся снаружи. Он был таким громким, что, даже выкрутив звук наушников на полную мощность, я едва могла расслышать интервью. Сначала я старалась не обращать внимания на шум, но минут через пятнадцать вышла из хранилища и пошла посмотреть, что там творится.

Завернув за угол, я увидела группу людей, собравшихся вокруг блондинки в черном шелковом костюме в пижамном стиле. Они все смотрели на нее как зачарованные, и через несколько мгновений точно так же на нее смотрела и я. Ее голос был настолько громким, ясным и отчетливым, что казалось, будто она стояла прямо передо мной и говорила со мной – со мной одной. Этот голос застал меня врасплох – глубокий (похожий на мужской, с хрипотцой, словно она была заядлой курильщицей) и с непонятным акцентом (мне кажется, немецким, но, возможно, и русским). Так могла бы говорить немецкая Скарлетт Йоханссон.

Сперва немецкая Скарлетт стояла спиной ко мне, поэтому я не могла увидеть ее лица. Я приблизилась на пару шагов, и в этот самый момент она сказала что-то такое, из-за чего все согнулись пополам. Она запрокинула голову, заливаясь смехом, и я увидела ее лицо. Она была совершенно восхитительна, вне всяких сомнений, но в ее красоте было нечто такое, чего я прежде не замечала ни в ком другом. Не просто ее глаза были обворожительны, но то, как она смотрела: каждое движение и каждый взгляд, казалось, были наделены особым смыслом. Не просто ее губы были прекрасны, но то, как они двигались, когда она говорила и смеялась. Я выпала из реальности, полностью поглощенная ею, и тогда она посмотрела на меня. Клянусь, в тот миг время словно остановилось. Она продолжала говорить, но наши взгляды не расцеплялись, и я не слышала ни слова из того, что она сказала. Я вообще ничего не слышала.

А потом она отвела взгляд. Заклятие было снято. Я сделала шаг назад, оглушенная звоном в ушах, и потом вернулась в хранилище. Пыталась работать, но все мои мысли крутились вокруг нее.

Я даже не знаю, кто она.

Я сидела в полном смятении, силясь сообразить, что же сейчас произошло, а когда посмотрела на часы, оказалось, что уже почти семь (я должна была уйти два часа назад!) Я собрала вещи, выключила свет в хранилище и уже хотела уходить, но поскольку в тот день я не пообедала, то решила заглянуть в гардероб и проверить, нет ли там кого-то из практиканток.

Когда я просунула голову в дверь, за ней все было в том же благословенном беспорядке, что и обычно, с бесконечными рядами рейлов, на которых висела самая прекрасная одежда, какую мне доводилось видеть. Единственный, кто еще был там, это высокая женщина с темно-коричневыми волосами, которая стояла перед одним из рейлов и сосредоточенно сравнивала несколько топов. Я сразу узнала ее, как только увидела: Алекса Бэлл, знаменитый директор отдела моды ELLE.

Я уже собиралась улетучиться, надеясь, что она меня не заметит (поверьте, я была не в той кондиции, чтобы с ней знакомиться), но меня остановил ее голос, громкий и ясный: «Чем могу помочь?»

– Я просто искала других практиканток, – сказала я.

– Они уже давно ушли, – отозвалась она.

– О, понятно. Спасибо, – и я поспешно развернулась, чтобы у меня не было времени ляпнуть что-нибудь лишнее.

– Подождите, – окликнула меня Алекса. – Я тут застопорилась, и мне не помешало бы стороннее мнение. Вы не могли бы взглянуть?

Я ни за что на свете не сказала бы «нет», поэтому я кивнула и подошла к ней. На стене висело несколько мудбордов, сплошь в рисунках, фотографиях и вырезках из других журналов.

– Чего-то не хватает, – произнесла Бэлл.

Она стянула пару шелковых топов с рейлов и приложила их друг к другу, а потом к разным брюкам и юбкам из подборки. Через секунду она вздохнула и повесила вещи обратно на рейл.

– Они не подходят.

Я вспомнила о немецкой Скарлетт Йоханссон и ее костюме в пижамном стиле.

– А что если подобрать к одному из шелковых топов такие же брюки? Шелковые брюки из точно такого же материала, как топ.

Алекса на миг задумалась, затем взяла с рейла белый шелковый топ и внимательно на него посмотрела. Она кивнула.

– Да, да. Идеально.

Она вытащила из-за уха ручку и набросала что-то в блокноте.

– Поздновато уже. Вы сейчас домой?

Я предложила остаться и помочь ей, но она сказала, что сама скоро уходит, так что я вышла из офиса и направилась обратно в Бруклин. Все время, что я ехала в метро, я должна была бы дрожать от восторга, что познакомилась с Алексой. Я только что встретилась с одной из моих героинь, одной из самых влиятельных женщин в мире моды, женщиной, в чьей власти было укрепить или уничтожить мою карьеру. Но я не могла перестать думать о немецкой Скарлетт. Я до сих пор не могу.