Шрифт:
Закладка:
А все девица из полиции виновата!
— Ладно, не ной. Сейчас приеду за тобой. Во сколько концерт?
— В семь вечера. Котик, ты билеты не забыл?
Смотрю на часы: не день, а сплошное невезение. Новая встреча с Седых напрочь отключила мозги. Я и ехал за билетами, которые забыл в офисе, но свернул не в ту сторону.
— Короче, сделаем так! Хотя… дай мне секретаршу, — слушаю шуршание в ухе, шепот.
— Да, Макар Павлович.
— Марина Евгеньевна, зайдите в мой кабинет, откройте ящик стола, возьмите билеты в Север-холл и отдайте их Алисе.
— Все поняла.
— Отлично, трубочку передайте модели, — опять слушаю шуршание, шепот. — Алиса, жди меня у входа с билетами в руках.
— Поняла, поняла! Что ты со мной как с идиоткой разговариваешь?
Отключаюсь, разворачиваюсь и еду в обратную сторону. Проезжая через перекресток, где столкнулся с Седых, не знаю, зачем, но всматриваюсь в толпу. Девушки нигде не видно. Все ясно, спустилась в метро. Какое-то сожаление появляется в груди, словно тоска по утрате.
Забираю модельку и направляюсь в Север-холл. Путь неблизкий, боюсь, на концерт опоздаем. Не видать мне тогда спокойной жизни, как своих ушей, с двух сторон набросятся и загрызут. С тех пор как Сашка стал Алексом Солом, он превратился в обидчивого придурка.
У входа в зал нам суют в руки световые палки и плакаты, мы наконец находим свои места и садимся.
Алиса замирает от восторга. Еще бы! Алекс на сцене выглядит как греческий бог. Весь закован в блестки и кожу, дыбом торчащие волосы блестят от смазки. Он терзает бедную гитару, воет в микрофон загробным голосом, притопывает и кривляется. А за ним так же кривляется его подтанцовка.
Тоска, да и только.
От скуки разглядываю толпу фанатов. Надо же, и у такого никудышного певца, как Сашка, есть свои поклонники. Девчонки хлопают, визжат, вскакивают с места, трясут плакатами и блестящими палками.
Алиса сидит, раскачивается в такт музыки. Заглядываю в ее лицо: глаза восторженно сияют, пухлые губки делают букву «о», дышит она часто и поверхностно.
Несколько песен терпеливо слушаю, но терпение лопается, и я дергаю подружку за руку.
— Пошли отсюда.
— Ты что! Куда? — Алиса смотрит остановившимся взглядом зомби. Глаза пустые-пустые, и в них колышутся огоньки. — Алекс обидится.
— Тише вы там! — шикают на нас со всех сторон.
Я стискиваю зубы и уплываю по сиденью вниз. На медленной композиции чуть не засыпаю.
— Нет, это невозможно слушать! — встряхиваюсь периодически и ворчу себе под нос.
— Ничего ты не понимаешь! — толкает меня локтем в бок Алиса.
— Больше не могу.
Встаю, но подруга дергает меня в кресло.
— Алекс расстроится. Потерпи!
— Я терпел, сколько мог! Почему он поет все хуже и хуже?
— Тише! Фанаты услышат.
— Да плевать!
— Они тебя растерзают на кусочки и по ветру развеют. А я еще добавлю: скажу Алексу, чтобы не продлевал контракт с компанией твоего отца.
Сашку, как он стал знаменитостью районного масштаба, стали активно приглашать сниматься в рекламе. Не устоял перед обаянием и красотой певца и мой батя. Уже три года портреты Алекса украшают витрины наших магазинов. Куда ни кинь взгляд — везде он. То улыбается, то грустит. На этом засранце даже самое убогое и нелепое шмотье смотрится как драгоценный бренд.
Но поет он отвратительно!
Я еле досидел до конца концерта, периодически засыпая. Финальные аккорды встречал, аплодируя стоя, но не потому, что проникся моментом, а от искренней радости, что могу наконец-то выйти на улицу.
И тут фанаты бросаются к сцене с цветами и подарками. Охрана сдерживает порыв визгливых девчонок. Алиса тоже в какой-то момент исчезает. Ищу ее взглядом и обнаруживаю возле Алекса, а рядом с ней… Приглядываюсь, даже шею вытягиваю от усердия.
Ба! Да это же лейтенант Седых! А она, что здесь делает?
От удивления забываю, где нахожусь. Расталкиваю фанатов, протискиваюсь к сцене, и вдруг со мной начинает происходить что-то странное. Я смотрю на Алекса, а он кажется мне Ангелом, спустившимся с Олимпа за грешную землю. Вижу сияние вокруг него, нимб над головой, и чудится мне он самым красивым мужиком на свете.
Бросаюсь к сцене, яростно распихиваю девчонок и хватаю Алекса в объятья. Сзади слышу рев сотен возмущенных глоток. Охранники оттаскивают меня в сторону, кто-то бьет по голове, плечам, рукам. Открывается ранка на лбу, кровь затекает на глаз.
— Тихо все! — вопит Алекс. — Это мой лучший друг!
А у меня чуть слюна не капает от восторга, взгляда не могу отвести от неземной красоты певца. Поворачиваюсь и сталкиваюсь взглядом с лейтенантом Седых. Она стоит, выпучив глаза, и смотрит на меня, как на безумца. Потом поднимает руку и крутит пальцем у виска.
— Нет, я не такой! — кричу ей, никого вокруг не замечая.
Но девушка уже бежит по ступенькам к выходу, а вокруг беснуется море поклонников. Только теряю Седых из поля зрения, как прозреваю. Наваждение испаряется. Я растерянно смотрю на Сашку, на Алису, на людей вокруг и не понимаю, что я забыл в забыл зале.
— Макар, ты, часом, не перегрелся? — шепчет мне на ухо приятель. — Что это было?
— Твоя музыка так заворожила, — ворчу, проклиная себя за глупость.
Глава 6. Фанаты — это зло
— Козлина мажористая! Урод, в жопе ноги! — выкрикиваю детские обзывки и тороплюсь скрыться за углом.
Взгляд мажора прожигает спину, кожа между лопатками чешется от неприятного чувства. От ярости спасает звонок телефона, смотрю на экран — Инка собственной персоной.
— Да! — рявкаю в трубку.
— Э, ты чего такая грозная? — чуть не теряет дар речи подружка. — На своих уголовников кричи, а на меня не надо.
— Где ты выдела уголовников? Я в дорожной полиции работаю.
— Да мне фиолетово! Что те, что другие — нарушители порядка. Кто разозлил мою Улю-золотулю?
Детское прозвище прилипло ко мне на всю жизнь. А все из-за глупого спора на уроке биологии. Учитель рассказывал