Шрифт:
Закладка:
— Я принёс лопату.
Джеффри вздрогнул и поднял голову. Отец Фоули стоял над могилой. Как и лорд Блакстон, он был наспех одет и дрожал от холода.
— По-видимому, нам приснился один и тот же сон, — сказал священник. — Если мы ошибаемся, то совершаем страшный грех…
— Не стойте так, — взвыл Джеффри, — начинайте копать!
Вместе мужчины быстро разрыли свежую могилу и очистили гроб. Они просунули под крышку лезвие лопаты и навалились на рукоять. Со зловещим скрипом гвозди отошли… Лорд Блакстон отшатнулся, прикрыл нос руками. Вместо тела Блодуин гроб был наполнен чёрной болотной жижей и тиной.
— Чёрт возьми! Кто сделал такое с моей дочерью?!
— Я опоздал, — скорбно проговорил Фоули, — мои молитвы не спасли бедняжку. Мананнан забрал её.
— Он пробрался сюда и разрыл могилу? — и без того бледное лицо Джеффри стало пепельно-белым от ярости.
— Мы хоронили не вашу дочь, — сказал священник. — Мы закопали куклу из грязи и болотной тины.
— Так она жива! — вскричал Блакстон.
— Лорд Блакстон, остановитесь! — крикнул ему вслед Фоули. — Вы уже ничем ей не поможете!
Но Джеффри не слушал его. Оседлав коня и не дожидаясь рассвета, он поехал к холму Гринэн. Добравшись до руин, мужчина спешился, выхватил из-за пояса пистолет и закричал:
— Мананнан! Выходи, негодяй! Покажись!
— Я здесь, лорд Блакстон, — откликнулся знакомый голос.
Джеффри обернулся и увидел перед собой Мананнана, совершенно невозмутимого, одетого в тот же неизменный светлый костюм. Блакстон выстрелил.
Пуля прошла сквозь Мак Лира навылет, не причинив ему ни малейшего вреда.
— Я разочарован, лорд Блакстон, — Мананнан скорбно покачал головой.
— Где моя дочь?! — заорал Джеффри. — Где Блодуин?
Он попытался ударить похитителя, но тот легко и грациозно уклонился.
— Ваша дочь прекрасна, — улыбнулся мужчина и сверкнул синими глазами.
Блакстон выругался и швырнул в него разряженным пистолетом.
— Довольно, успокойтесь, — Мак Лир поднял свою тонкую руку и щёлкнул пальцами.
Джеффри хотел снова кинуться на него, но почувствовал, что его тело сковано невидимыми сетями. Он тотчас вспомнил слова отца Фоули о волшебном народе. Лорд Блакстон не раз слышал, как его служанки шепчутся о сидах, но никогда не принимал эти суеверия всерьёз и запретил им рассказывать страшные сказки своей дочери.
Мананнан Мак Лир улыбнулся своими тонкими, бескровными губами.
— Красота, лорд Блакстон, это богатство, — неторопливо проговорил он. — Сущность любого богатства в том, что оно должно кому-то принадлежать.
Джеффри дёрнулся, его лицо покраснело и стало пунцовым. Он сжимал трясущиеся кулаки и тщетно боролся с невидимыми колдовскими сетями, которые накинул на него сид.
— Если ты заставил мою дочь…
— Заставил?! — мелодично рассмеялся Мак Лир. — Вечно вы, сыновья Миля, приписываете всем собственные грехи. Да разве смог бы я к чему-то принудить вашу дочь? Она пришла ко мне по доброй воле, потому что я обладаю тем, чего она желает более всего на свете.
— Что?! Что ты наплёл ей?
— Молодость, — сид ослепительно улыбнулся. — Вечная молодость. В вашем мире это недостижимая цель, но покинув его, она смогла исполнить своё желание и сохранить свою юность нетронутой, остаться навек прекрасной…
— Зачем?!
— Зачем я согласился помочь ей? Блакстон отрывисто кивнул.
— Вам лучше других должна быть понятна моя цель, — Мананнан склонил голову. — Красота требует жертв, ради красоты нужно страдать… Ваши тщеславные дамы принимают эти поговорки на свой счёт, но они намного древнее, чем вы, дети Миля, можете себе представить.
Он взмахнул рукой и на месте развалин из земли выросли крепостные стены. Жители Донегал не ошибались — эту крепость возвели не люди. Ни один человек не смог бы создать нечто столь же прекрасное и совершенное.
— С древнейших, дочеловеческих времён красота была предметом поклонения, — продолжил сид. — Задолго до того, как пришли ваши предки, поражённые страхом перед природой, красоте приносили жертвы.
— Что… что ты несёшь?! — выкрикнул Джеффри.
— Вы брали у меня цветы для своей дочери. Стремясь продлить их жизнь, вы вымачивали их в сахаре, приправляли уксусом. Они были вашей жертвой, которую вы смиренно преподносили к ногам вашей богини, — пояснил Мананнан. — Ваша дочь — прелестный цветок, лорд Блакстон. И я решил принести её в жертву своему кумиру. Смею вас заверить, получив такое подношение, она была более чем счастлива.
— Она?
— Эрин, — с любовью произнёс Мак Лир. — Моя прекрасная, моя вечная Эрин. Радость и боль моей жизни. Вы когда-нибудь задумывались, есть ли ещё где-то в мире остров прекраснее нашей зелёной Эрин?
Он не дождался ответа.
— На свете нет ничего прекраснее, — глаза Мананнана сверкнули, — не раз за обладание ею проливалась кровь, потому что нет такого существа, которое бы, единожды увидев Эрин, не полюбило её всем своим естеством. Но я один знаю тайну её необычайного обаяния, её вечной молодости и красоты…
Мак Лир приблизился к лорду Блакстону и прошептал ему на ухо:
— Прислушайтесь.
Джеффри дёрнулся, забился, как муха в липкой паутине.
— Вы слышите их? — зашелестел голос Мананнана. — Прислушайтесь к ветру, лорд Блакстон. Вы услышите их смех, их плач, их дыхание. Они не мертвы, они живут, заключённые в недрах Эрин, в её волшебных холмах. Прекрасные цветы, которые я возложил на её алтарь, и среди них — ваша дочь.
Джеффри почувствовал, как его душат слёзы, он запрокинул голову и закричал. Его крик, полный боли и отчаяния, разнёсся над укрытой снегом равниной, подхваченный ветром. Мананнан более не счел нужным утруждать себя разговорами. Он поклонился на прощание и скрылся в своей величавой крепости. Когда дверь затворилась за ним, стены начали покрываться трещинами и зарастать мхом, они погружались в землю, пока над вершиной холма не остались лишь венчающие их остроконечные бойницы, сточенные ветром и напоминающие гнилые зубы.
В тот же миг лорд Блакстон почувствовал, что колдовские путы отпустили его. Он бросился к руинам и голыми руками стал разгребать твёрдую, мёрзлую землю. За этим занятием его и нашли слуги: с безумным взглядом, сбитыми в кровь руками, в яме, которая едва доходила ему до колен. Рассудок Джеффри Блакстона помутился, но он сумел поведать отцу Фоули о встрече на холме Гринэн. Священник записал его рассказ, и бумага с ним долгие годы хранилась среди