Шрифт:
Закладка:
Я знал давно, что подл Фиглярин,
Что он поляк и русский сплошь,
Что завтра будет он татарин,
Когда б за то ему дать грош.
Я знал, что пошлый он писатель,
Что усыпляет он с двух строк,
Что он доносчик, и предатель,
И мелкотравчатый Видок.
Что на все мерзости он падок,
Что совесть в нем – истертый знак,
Что он душой и рожей гадок,
Но я не знал, что он дурак…
Думаю, теперь нетрудно сопоставить черты Булгарина и тех литературных негодяев, о которых идет наш рассказ. У них так много общего, родственного, что и Молчалину, и Загорецкому, и Шприху, и Чичикову, и Глумову, и персонажам Салтыкова-Щедрина мы вполне могли бы переадресовать нелестные характеристики Булгарина. И наоборот: сопоставляя факты его жизни с поступками наших героев, без труда обнаружим совпадения и общность движущих мотивов.
Проницательный Вяземский подметил и это. Зная о булгаринских восхвалениях умерших Крылова, Грибоедова, Рылеева (Пушкин в своем памфлете это уже едко высмеял), он счел долгом вступиться за их честь и назвал лицо, к которому на самом деле близок автор «нравоописательных» романов, так нравящихся малообразованной публике и власть имущим:
К усопшим льнет, как червь, Фиглярин неотвязный.
В живых ни одного он друга не найдет;
Зато, когда из лиц почетных кто умрет,
Клеймит он прах его своею дружбой грязной.
– Так что же? Тут расчет: он с прибылью двойной,
Презренье от живых на мертвых вымещает,
И, чтоб нажить друзей, как Чичиков другой,
Он души мертвые скупает.
Как известно, ни Чичикову, ни Булгарину это капитала не принесло. Гоголь прилюдно рассказал о похождениях своего героя и, как обещал, «припряг подлеца». Фигура Булгарина также не осталась загадкой.
Завершим знакомство с ней «энциклопедической» оценкой. В свое время в Москве братья Гранат выпускали многотомный «Энциклопедический словарь», пользовавшийся славою добротного издания. До революции появилось шесть выпусков, каждый в 8–9 томах. Новое, полностью переработанное издание в 58 томах начало выходить в 1910 году и завершилось в 1948-м. Некоторые тома были набраны и сматрицированы до Октября, а изданы уже при советской власти с небольшими вкладышами-добавлениями. В таком виде появился и 7 том, где среди прочих помещена статья о Булгарине. Примечательно, что она не подверглась изменениям или уточнениям.
Эта небольшая по объему статья распадается на две примерно равные части. В первой – сведения биографического характера. А вот вторая часть явно выбивается из строгих рамок энциклопедической статьи. В ней столько чувства и личного отношения к предмету описания, что она скорее могла бы войти в публицистическое издание. Судите сами.
«Значение Булгарина в истории русской литературы чисто отрицательное: с одной стороны, он подделывался под низменные вкусы невзыскательной публики, униженно расшаркиваясь перед начальством, лестью окупая презрительное покровительство, с другой – в непрерывной полемике изобличал своих оппонентов из либерального лагеря в неблагонамеренности и вредном направлении. От него идет пресмыкательство в литературе и система журнальных доносов. Имя Булгарина, заклейменное уже современниками, сделалось позорной нарицательной кличкой литературных деятелей этого типа».
Неплохо сказано. Своего рода семейный портрет. Пора рассмотреть его повнимательнее.
Вот знакомый нам Загорецкий. Он появляется в доме Фамусова незаметно, как сказано в ремарке, «между прочим». Оно и понятно: лицо само по себе незначительное, но необходимое, ибо «мастер услужить».
Загорецкий
На завтрашний спектакль имеете билет?
София
Нет.
Загорецкий
Позвольте вам вручить, напрасно бы кто взялся
Другой вам услужить…
София
Благодарю вас за билет,
А за старанье вдвое.
Как известно, следующая встреча Антона Антоновича была неудачной: Горичу и Чацкому такой собеседник оказался не по душе.
Платон Михайлович
Прочь!
Поди ты к женщинам, лги им, и их морочь;
Я правду об тебе порасскажу такую,
Что хуже всякой лжи. Вот, брат,
(Чацкому)
Рекомендую!
Как эдаких людей учтивее зовут?
Нежнее? – человек он светский,
Отъявленный мошенник, плут:
Антон Антоныч Загорецкий.
При нем остерегись: переносить горазд.
И в карты не садись: продаст.
Загорецкий
Оригинал! Брюзглив, а без малейшей злобы.
Чацкий
И оскорбляться вам смешно бы,
Окроме честности есть множество отрад:
Ругают здесь, а там благодарят.
А вот старухе Хлестовой этот лгунишка пришелся ко двору:
Я от него было и двери на запор;
Да мастер услужить: мне и сестре Прасковье
Двоих арапченков на ярмонке достал;
Купил, он говорит, чай в карты сплутовал;
А мне подарочек, дай Бог ему здоровье!
Иная публика – иные речи. Чего стоит замечание Загорецкого в ответ на рассуждения Фамусова и Скалозуба о вреде книг. Здесь перед нами уже неистовый гонитель просвещения и охранитель общественного спокойствия: «А если б, между нами, / Был ценсором назначен я, / На басни бы налег; ох! Басни смерть моя! / Насмешки вечные над львами! Над орлами! / Кто что ни говори: / Хотя животные, а все-таки цари».
Другой тон, хотя столь же угодливый и настроенный на нужную ноту, в разговоре с Репетиловым. Наш герой преобразился в пламенного поборника свободолюбивых настроений: «Извольте продолжать, / Вам искренне признаюсь. / Такой же я, как Вы, ужасный либерал! / И от того, что прям и смело объясняюсь, / Куда как много потерял!..»
Да, от таких признаний веет явным семейным душком. Тут недалеко и до прямого наговора, который сродни политическому доносу. Ведь именно Загорецкий, подхватив эмоциональное Софьино «Он не в своем уме», которое господа N. и D. превратили в утвердительное «С ума сошел!», размножил и разнес:
А, знаю, помню, слышал,
Как мне не знать? Примерный случай вышел:
