Шрифт:
Закладка:
Поднимаю голову, чтобы изучить лицо моего возмутителя спокойствия.
Короткие светлые волосы. Римский нос, ой мамочка! Да что же это такое!
Взгляд упирается в чётко очерченные, кривящиеся в недовольстве, яркие губы. Такие губы бы мне, а не мужчине. Что за несправедливость судьбы! Подавляю в себе желание поцеловать его.
Чёрт-те что со мной творится. Перестаю соображать в его присутствии.
— Вэйра, что вы делаете в магазине для мужчин? — его голос холоднее льда, но по моему телу мелким бисером рассыпались мурашки.
Волшебство идеальности рассеялось. Передо мной стоит классический образец мужского превосходства. Я уткнулась носом в пуговицу на чёрном сюртуке.
— А что нельзя? — глупее вопроса я не могла задать.
Его брови удивлённо ползут вверх.
— Она всех вечно удивляла, такую уж она была, — пою я от всей души. Ради него, между прочим.
Морщится, словно не девичье пение услышал, а скрип плохо смазанной телеги.
— Между прочим, мой учитель по вокалу говорил, что у меня редкий голос, — я обижена его мимикой на пение.
— Я, пожалуй, соглашусь с ним. На редкость неприятное пение, — теплоты в голосе не добавилось.
— Да как вы…
— Смею, вэйра, смею, — прерывает он меня. — Возвращайтесь к родным и не нарушайте порядок.
— Да, вы самодовольный индюк. Сбили меня и вместо извинений начинаете придираться, — киплю я от негодования.
— Позвольте…
— Не позволю! — наглым образом прерываю его. — Свою обличительную речь приберегите для более впечатлительных особ.
Он усмехнулся. Я покраснела, вспомнив, как глазела на него.
— Вэйра, мужа вам выберет отец или брат. Нет нужды падать под ноги мужчинам.
Я задохнулась от такой наглости.
— Да, вы! Да, я! — Никак не могу подобрать уничижительных слов.
А мой собеседник не теряется:
— «Да, мы» не будет, вэйра! Идите домой, пока я не доложил о вашем непристойном поведении.
— Доносчик! — презрительно бросаю ему в лицо. Гордо разворачиваюсь и выхожу на улицу.
Беру маму под руку, и мы бегом удаляемся с места происшествия. Почувствовав на себе прожигающий взгляд наглого незнакомца, я перешла на шаг, стараясь не уронить достоинство.
У меня зачесалось между лопаток от его пристального взгляда. Нестерпимо хочу обернуться и посмотреть на него в последний раз.
Идём молча. Я прокручиваю в памяти моменты с незнакомцем. Какой же он красивый! Мечтательно вздыхаю. Надо было не теряться, а поцеловать его. Всё равно никогда больше не встретимся. А так хотя бы приятное воспоминание останется.
Характер несносный. Выбесил меня. Но я же не замуж за него собираюсь.
— Роза, возвращайся на землю. Он не для тебя, — «подбадривает» меня мама.
Сама знаю! Таких красавчиков разбирают ещё в колыбели. Но из чувства противоречия возражаю:
— Это ещё почему? Он мне вслед смотрел так, что чуть дырку не прожёг.
— Ты такая мечтательница, — мама ласково гладит меня по руке. — Ты видела его экипаж? Он непозволительно богат.
— А ты видела какой он красавчик?
— Видела, — мама грустно вздыхает. — Богатый, красивый, самоуверенный, властный. По каким из этих параметров ты ему подходишь?
Я молчу. Сама всё понимаю. Такие мужчины не для меня. Может оно и к лучшему? Не сможем найти взаимопонимание. Вот и первая встреча прошла как-то нелепо.
Входим в магазин женской одежды. Радует, что без происшествий — никого не сбила, никому на ногу не наступила, никому не нахамила. Хотя настроение было именно такое.
Мы с мамой выбираем себе платья — праздничное и по два повседневных. Любуюсь тканью на манекене и чувствую, что мне кладут что-то в карман.
— Не оборачивайтесь и не привлекайте внимание. Прочтёте дома. Спокойно завершайте покупки, — слышу я тихий мужской голос. — Постарайтесь все покупки разобрать самостоятельно. Там будет то, что вы хотели купить.
Я потрясённо молчу. Кто же этот таинственный благодетель?
— Роза? Ты чего там замерла? Хочешь купить ещё одно платье? — рассмеялась мама.
Я не видела её такой счастливой с момента моего воскрешения.
К счастью, этот шопинг закончился, и мы прибыли домой. Отца не было. Повезло так повезло.
— Роза, может, его до завтра не будет, — с надеждой говорит мама.
— Пошли быстрее наверх. У нас дел невпроворот, — тороплю её я.
Из комнаты показалась любопытная мордочка Пег. Не снимая верхней одежды, бегу к себе в комнату. Мама едва поспевает за мной.
— Пег, из магазина все купленные вещи пусть сразу ко мне в комнату заносят, — кричу я ей с лестницы.
Почему-то Пег не внушает доверия. Хотя и показалась милой сначала.
Закрываю дверь на ключ.
— Роза, закрытая на ключ подозрительно.
Мне плевать. Лихорадочно раскрываю письмо.
Глава 8
— Что это у тебя, Роза? — заглядывает через плечо мама.
Я не люблю, когда мои читают письма, заглядывая мне через плечо. Но маме я делаю поблажку и только кошусь на неё, отвлекаясь от чтения.
«Вас будут ждать в безопасном месте. Уезжайте утренним дилижансом. Он останавливается на ночлег на постоялом дворе «В три дорога». Снимите комнату, переоденьтесь. Вас будет ждать карета. Ничего не бойтесь. Вас отвезут в безопасное место.
Одежду, которую купили сегодня и необходимые вещи запакуйте и передайте с человеком, который придёт за ними сегодня. Их доставят по назначению.
В свои чемоданы положите старую одежду, которая может понадобиться. Вещи из дилижанса не забирайте. Их тоже доставят по назначению».
Ни приветствия, ни подписи. Мы переглянулись.
— Что будем делать? — спрашивает мама. Она уже загорелась моей авантюрой.
— У нас есть выбор?
— Выбор есть всегда.
Сразу видно оптимиста.
— В любом случае хуже, чем есть уже не будет, — успокаиваю я себя.
— Какая же ты наивная, Роза. Может быть, намного хуже, — вносит свою лепту мама. — Нас могут продать в бордель.
— Ты же только недавно заявляла, что на меня мужчины и не посмотрят.
— Я? Когда? Только сказала, что богатые и красивые мужчины не посмотрят. А бордели, Роза, могут быть разные.
— Я удивляюсь вам, маман. Такие познания в борделях. Откуда?
Мама мнётся, но всё же решается рассказать:
— Когда твой отец впервые ударил меня, я сбежала. Меня быстро поймали и вернули. Тогда он повёз меня по самым ужасным местам столицы. Показал самые низкопробные бордели.
Я смотрю на неё и не верю своим ушам:
— Зачем он это сделал?
— Чтобы показать, куда он может меня продать, если я ещё раз попытаюсь сбежать, — слишком спокойно говорит мама, — Потом родилась ты, а затем Вильям. Я жила только вами.
Я испытываю благоговение перед самоотверженностью мамы.
— Я смирилась со своей участью. Но не могу смириться, что такая судьба будет ждать и тебя. Только ради тебя я иду на это безумство.
В порыве