Шрифт:
Закладка:
То, что Алла выложила клип на его песню, не то чтобы взволновало его, но вызвало некоторое раздражение. В конечном счёте он бы не возражал, но она могла поставить его в известность. И ещё это дебильное, с его точки зрения, название: «Блюз опадающих листьев». Неужели она не видела этот фильм — жутковатый триллер про маньяка, убивавшего молодых девушек. Короче, кошмар! Сегодня же он найдёт эту запись в интернете.
Из всех женщин, которые у него были, эта — самая романтичная, нежная, беззащитная. Рома заворожённо смотрел на экран ноутбука, где Алла шла под зонтом по осеннему парку, и жёлтые листья кружились в воздухе, тихо ложась у её ног. Знакомая мелодия, голос любимой навевали воспоминания и дурманили разум. Изображение стало нерезким, затем совсем расплылось и пошли титры. Он скользил глазами по бегущим строкам и неожиданно для себя прочитал: «…композитор и автор текста Юрий Гурин».
— Кто-о-о?! — заорал Рома на всю квартиру. — Какой Гурин?!
На его вопль из ванной выскочил голый Мишка. Он был весь мокрый, с бороды на паркет гостиной стекала вода, а глаза, что называется, по пять копеек.
— Что случилось?! — рявкнул он, оглядываясь по сторонам.
— У меня песню украли, — мрачно объявил Роман.
— Кто? — уже спокойным тоном поинтересовался Миха, выжимая воду из бороды прямо на пол.
— Не знаю. Гурин какой-то. Ты бы воду не лил здесь. Иди вытрись.
— Ты бы не орал как резанный, я бы и не лил. Подотрём.
Миша прошлёпал назад в ванную и через пару минут вернулся уже одетый в белые трикотажные боксеры. Он бросил на пол тряпку, которую держал в руке, и ногой начал таскать её по мокрому полу. Неожиданно он замер, нахмурил брови и задумчиво произнёс:
— Так Гурин — это же тот козёл московский, продюсер, к которому Алка сдрыснула.
Последнее слово Мишкиной тирады слегка покоробило Рому, но он не стал акцентировать на этом внимание. Сейчас его голова была заполнена уже не мыслями о девушке, а наглым покушением на его творчество, и это было для него куда важнее. Он не мог понять, почему Алла это допустила? Наверняка она ничего не знала, и это самодеятельность Гурина, решил он после недолгих раздумий. А если знала? Но тогда это даже не предательство, а мерзкая подлость! Гадливое, тошнотворное чувство вызревало в глубине души Романа, словно он держал в руке что-то покрытое слизью и источающее смрад. Нет, оставлять это просто так нельзя. Да он и не будет.
— Гурин, говоришь? — злобно выдавил он из себя.
— А я предлагал ему ноги узлом завязать. А ты — нет, пусть Алла попробует! Ну что, попробовала?!
— Миха, ты можешь фигню не нести?! Ну завязал бы ты узлом, и что?! Не он, так другой! Главное, что она туда сама рвалась!
— Так всем бы и завязали.
— Всем?!
— Ну, не всем, да всем и не надо. Когда бы пару-тройку в ремонт отправили, остальные бы сразу задумались.
— А с ней — что?!
— Да ничего! Ребёнка заделал бы, и пусть им занимается.
— Я смотрю, ты прямо семейный психолог. Что же ты своей не заделал?
— Не успел, — нарочито грустно вздохнул Миха и лукаво подмигнул Роме. — А вообще, ну их, баб! Один головняк. Одним словом, чемодан без ручки.
— Это как?
— И нести тяжело, и бросить жалко.
— Тупая логика, быдловская, — отрубил Рома.
— Может быть, — задумчиво протянул Миха, поднял с пола тряпку и удалился в ванную.
Рома завалился на диван, заложил руки за голову и уставился в потолок. Он пытался сообразить, что со всем этим делать, и не находил выхода. С одной стороны, можно попытаться устроить скандал, с другой — Гурин продюсер Аллы и всё это прямо отразится на ней. Но ведь это она начала, её вина! Рома окончательно убедил себя в этом, нашёл виновника, и теперь Алла представала для него несколько в другом свете. Наверное, она всё-таки запуталась, решил он наконец. Но он вызволит её из этой паутины.
В гостиной появился Миша, уже одетый в джинсы и толстовку.
— Ты, может, свалишь с моего дивана? А то у меня уже ноги гудят.
Мишка частенько задерживался здесь допоздна и оставался на ночь. У него была своя однушка, доставшаяся от бабули, но Рома не возражал против его нахождения в квартире и нередко Миха тусил у него по нескольку дней. Это было давней традицией, ещё со времён, когда они остались вдвоём с братом, и прерывалось только на те месяцы, пока здесь жила Алла, поэтому диван в гостиной, на котором сейчас лежал Рома, Миха считал по праву своим. Тяжело вздохнув, Рома поднялся и переполз в глубокое кресло рядом с журнальным столиком. Друг моментально рухнул на освободившееся место, закинул руки за голову и с удовольствием потянулся.
— Эх, помню, как мы всей шоблой пёрли этот диван в квартиру. Вот были времена!
Рома на секунду отвлёкся от своих мыслей и подозрительно уставился на своего друга.
— Ты гонишь. Как вы, сопляки, его могли переть? Вам тогда было по…
— По четырнадцать, — подсказал Миха. — Ты малолетка был, а нам твой батя по пузырю пива пообещал. Так мы его в момент до третьего этажа допёрли.
— Батя… вам… салабонам… пиво? Не чеши!
— А чё? Мы тогда уже потихоньку квасили. Он не одобрял, но пиво иногда разрешал, а вот за курево… Помню, Игорька прихватил с пачкой «Мальборо», так всю ему в рот и затолкал. У Игоря на морде неделю синяки не сходили — там, где батя пальцами за челюсть держал, и жрать было больно.
— А тебя не гоняли, что ли? — возмущённо спросил Роман, которому почему-то стало обидно за брата.
— Почему, гоняли. Меня отец тоже воспитывал. Правда, у него возможностей было меньше, он же, помнишь, у меня с протезом. Дома, правда, без протеза, на костыле ходил, так он меня этим костылём, куда попадёт… Догнать только не мог. А больше всех Гога своего боялся, или уважал. Сейчас уж не разберёшь, но слова против никогда не говорил. Да он и