— Прекрасно! — не скрывая радости, злорадно улыбнулась председатель месткома.

Так Филатову и надо! Оборзевшая пешка! — подумала она, положив трубку.

* * *

Москва.

Выйдя от Межуева, решил съездить на кожгалантерейку, узнать, как там получается работать с той партией отходов, что Серпухов так демонстративно нам прислал вместо нормального сырья.

И к концу четвёртой пары мне ещё надо быть в МГУ, придут награждать меня за спасение утопающих, которых я в глаза не видел… А может, и правда не видел? Наконец появилась хоть мысль, что это может быть. Тимур же с Веткой там спасли кого-то на каникулах… Мужика машина сбила, и он в сугробе замерзал. Похоже, это продолжение той истории…

Ещё одного поручителя искать… А вот тут у меня вопрос выбора. Сразу всплывает две кандидатуры. Можно обратиться к Гусеву. С ним точно проблем не будет, он мне даст рекомендацию. Тут и сомнений никаких нет, тем более в свете последнего совместного мероприятия с рейдом у трёх вокзалов… Но есть же еще Эмма Эдуардовна… Она же, в любом случае, член партии, иначе бы не ездила по загранкомандировкам. И, насколько я знаю женщин, она обидится, если я к ней по такому вопросу не обращусь. Надо все как следует обмозговать. Ну, по-любому, у меня еще нет на руках рекомендации Межуева, так что есть время подумать.

На кожгалантерейке директор встретил меня хмурым взглядом.

— Что, Андрей Дмитриевич, совсем всё плохо с последней партией? — спросил я, поздоровавшись с ним.

— И это тоже… Но есть проблемы посерьезнее. Из ВЦСПС звонили. Сигнал, мол, они получили, что у нас поощряется пьянство на рабочем месте, прогулы и что мы игнорируем сигналы из медвытрезвителя. Проверка будет большая… Документы велели все подготовить по этой теме. Мне что же, теперь задним числом людей наказывать?

— Что вы! Нет, конечно, — поспешно ответил я. — Вы уже людям пообещали амнистию по январским и февральским залётам. Переобуваться сейчас на ходу никак нельзя, авторитет утратите. Надо как-то выкручиваться…

— И что делать?

— Главное, не паниковать. Нас Пролетарский райком просил не поднимать шума и не обличать милицию в связи с их произволом? Просил. Мы их просьбу уважили? Уважили. Значит, пусть сами с ВЦСПС и договариваются. Когда и кто собирается от них приехать?

Филатов продиктовал мне должность и фамилию сотрудника, который сообщил ему сегодня о предстоящей проверке, и я записал себе всё в ежедневник.

— Андрей Дмитриевич, а чьих это рук дело? Как по-вашему? — спросил я. — Как-то слишком быстро до них информация дошла, вам не кажется? Недели ещё не прошло с того собрания… И реакция такая характерная. Правильно ли я понимаю, что к этому может быть причастна одна наша общая знакомая…

— Правильно понимаете… — вздохнул он, взглянув на меня исподлобья. — Дружининой работа! И ежу понятно…

— Решила поднагадить перед уходом? — задумчиво проговорил я. — Понимает, что остаться здесь ей никто не позволит… Ну, вы главное не давайте ей повода позлорадствовать, ходите, как ни в чём не бывало, и улыбайтесь ей приветливо.

Филатов хмыкнул, с интересом взглянув на меня. Ему, похоже, эта идея понравилась.

— Правда, я не удивлюсь, если она вообще не думает о том, что ее могут уволить, — задумчиво сказал он, — она, такое впечатление, полностью уверена, что владычица морская…

— Ну, значит, сюрприз будет для владычицы морской, когда оставим ее у разбитого корыта. А что там с нашим планом? — вспомнил я, зачем приехал.

— Работаем, — ответил он. — Производим изделия из того, что есть… Думаю, план выполним.

— Отлично. А я сегодня в райком заеду, про прощальный привет Дружининой доложу, чтобы они начали действовать, — улыбнулся я. — Что ещё можно было ожидать от этой вздорной бабы?

Филатов тоже усмехнулся мне в ответ и покачал головой.

— Одно радует, — положил он руку на грудь, — что ей никто не даст тут остаться, как вы сказали.

— Сделаем всё, от нас зависящее, — кивнул я и мы попрощались.

По дороге в университет думал, что обнадёжил человека, пообещал, а сам ещё даже не знаю, останемся мы на этой фабрике или нет. Насколько я знаю, Мещеряков ещё так и не обнаружил московского покровителя Серпуховских…

В университете направился сразу к кабинету Гусева. Там у него уже сидели подполковник милиции и некто в гражданке. Гусев представил меня им. Подполковник оказался сотрудником политуправления Московского ГУВД.

— Здравствуйте, здравствуйте, Павел, — бросился ко мне второй посетитель Гусева. — Пономаренко Вячеслав Леонидович. Очень рад познакомиться, наконец. Спасибо, что не прошли тогда мимо меня, когда я умирал в том сугробе!

— А-аа… Это вас машина сбила, — получил подтверждение своим догадкам я.

Блин! И что теперь делать? Брата подводить нельзя. Придётся ломать комедию. Мы с Тимуром договорились, что я его не сдаю, а мое слово твердо. Ну и какие у него будут неприятности, если я проговорюсь, мне лично непонятно. Никогда не учился в военном училище, да еще и таком элитном. Одно точно — порядки там строгие, и за самовольную поездку в Москву его точно накажут. А насколько строго? Кто его знает, лучше не проверять!

— А говоришь, никого не спасал, — обрадовался Гусев.

— Да я скорую только вызвал, — развёл я руками, мол, вы чего? Нашли о чём, вообще, говорить.

— Как мне сказали, я там минут тридцать провалялся в снегу без сознания с внутренним кровотечением, — уверенно возразил мне Пономаренко. — И только вы не прошли мимо!

— Поза была неестественная, — соврал я, — и одеты вы были слишком хорошо для забулдыги.

— А остальным было на это наплевать, — ответил он. — Если бы не вы, некому было бы сейчас вам руку тут пожимать…

— К сожалению, у нас часто так, — вступил в разговор подполковник, –человеку становится плохо на улице, а все решают, что пьяный и спокойно идут мимо…

— Ну, я очень рад, что всё обошлось и вы поправились, — сказал я, рассчитывая, что на этом всё.

— Так, товарищи, нам пора, — скомандовал вдруг Гусев. — Пройдёмте в зал.

Ещё и зал? — разочарованно подумал я и мы вышли из его кабинета. Оказалось, Гусев собрал целый факультет. Сначала выступал подполковник. Говорил о неравнодушии, об ответственности, о