Нужна ли? Я задумался, стараясь ответить честно хотя бы себе. Да, в каком-то смысле я сегодня уже не тот, что вчера. Восхищаюсь Синтией и жалею ее еще больше. Всем сердцем хочу помочь ей, избавить от грубого окружения, сделать счастливой. Но… нужна ли она мне в том смысле, что имеет в виду? Так, как нужна была Одри?..

Сердце кольнула боль. Одри канула в прошлое, но вспоминать о ней было тяжело.

Быть может, теперь я просто-напросто на пять лет старше, вот и нет больше того огня?

Нет, долой всякие сомнения!

– Изменился я сам. – Я склонился к Синтии и поцеловал ее.

Было такое чувство, будто я бросаю вызов кому-то. Потом вдруг стало ясно, кому – самому себе…

Слуга Смит оставил к моему возвращению кофе в термосе, и глоток-другой немного оживил меня. Тяжесть на сердце исчезла, но где-то в глубине души скреблось беспокойство, какое-то дурное предчувствие.

Я сделал шаг в неведомое. Боялся за Синтию и решил подарить ей счастье… но что из этого выйдет? Рыцарский пыл угас, и вновь зашевелились сомнения.

То, что ушло вместе с Одри, уже не вернуть – мечту, поэзию… да, поэзию, точнее не скажешь. Зато с Синтией я всегда буду стоять на твердой земле. До последних дней мы останемся друзьями и никем иным.

Как же ее жаль! Будущее со мной – это годы и годы невыносимой скуки. Синтия слишком хороша, чтобы связать навсегда свою жизнь с тем, кто выгорел дотла.

Я хлебнул еще кофе, и настроение слегка улучшилось. Даже в серое зимнее утро тридцатилетний здоровый мужчина, утешившись чашкой горячего бодрящего напитка, не может долго прикидываться развалиной.

Душа обрела равновесие, и я рассмеялся над своим романтическим самообманом. Ну конечно, Синтия будет счастлива со мной! Мы подходим друг другу лучше, чем кто бы то ни было. Что же до первой неудачи, которую я раздул до трагедии всей жизни, то это всего лишь юношеская ошибка, неловкий эпизод, который следует немедленно вычеркнуть из жизни!

Я вскочил, отпер ящик стола и достал фотографию.

Тут-то я и дрогнул. Безусловно, четыре часа утра – не время проявлять целеустремленность и решительность. Я намеревался порвать снимок в клочки не глядя и бросить в мусорную корзину, но все же скользнул по нему взглядом и заколебался.

Невысокая хрупкая девушка смотрела с фото огромными синими глазами, которые звали и не отпускали. Как хорошо я помнил эти ирландские глаза и выразительные густые брови! Как точно уловил фотограф этот полумечтательный, полудерзкий взгляд, вздернутый подбородок и приподнятые в улыбке уголки губ!

Сомнения вновь накатили волной. Только ли сентиментальность тому причиной, предутренняя дань тоске потерянных лет, или Одри и впрямь похитила мое сердце и стоит на страже, не давая больше никому занять ее место?

Ответить я не смог, если не считать того, что убрал снимок обратно в стол. Сейчас не время решать, понимал я. Разобраться в чувствах оказалось куда труднее, чем думалось вначале.

Едва я лег в постель, душу охватило прежнее уныние, и я ворочался без сна час за часом, а когда проснулся утром, последняя связная мысль так и сидела в голове. Я горячо поклялся, что, как бы то ни было, останусь верным Синтии, даже если эти ирландские глаза не оставят меня до самой смерти.

2

Телефон зазвонил, когда я собирался ехать на Марлоу-сквер с новостями для миссис Драссилис. Синтия, полагал я, уже все матери рассказала, что несколько смягчит неловкость беседы, однако воспоминание о вчерашней стычке никак не позволяло радоваться новой встрече.

Сняв трубку, я услышал голос Синтии:

– Алло! Питер? Приезжай скорее, прямо сейчас!

– Я как раз выхожу.

– Нет, не на Марлоу-сквер! Я не дома, а в «Гвельфе». Спроси люкс миссис Форд. Это очень важно! Приезжай, я все расскажу. Поторопись!

Моя квартира расположена исключительно удобно для визитов в отель «Гвельф», я дошел туда за пару минут. Люкс миссис Форд был на третьем этаже. Я позвонил, открыла Синтия.

– Входи! Молодец, что так быстро.

– Да я живу тут рядом, за углом.

Она закрыла дверь, и мы впервые после вчерашнего объяснения встретились взглядами. Нельзя сказать, чтобы я нервничал, но некоторое напряжение ощущал. Прошлый вечер представлялся далеким и чуточку нереальным. Наверное, я как-то это проявил, потому что Синтия вдруг нарушила паузу коротким смешком.

– Что, неловко тебе, Питер? – хмыкнула она. Я принялся отрицать обвинение, горячо, но без подлинной убежденности – неловкость и впрямь присутствовала. – Да ну, как же иначе! Вчера на балу в шикарном платье я выглядела красоткой, и ты сделал мне предложение. Теперь поостыл, смотришь трезво и прикидываешь, как бы пойти на попятный, не ранив моих чувств.

Я улыбнулся, но она смотрела серьезно. Перестал улыбаться и я. Во взгляде ее было что-то странное.

– Питер, ты уверен?

– Дорогая моя старушка, что с тобой?

– Ты точно уверен? – настаивала она.

– Абсолютно, целиком и полностью! – В памяти всплыли глаза с фотографии – и тут же исчезли. Я поцеловал Синтию. – Какие у тебя роскошные волосы! Просто грешно их прятать. – На комплимент она не откликнулась. – Ты как будто не в настроении сегодня, что стряслось?

– Просто задумалась…

– Да ну, перестань! Что-то явно пошло не так. – Меня вдруг осенило. – Э… миссис Драссилис плохо восприняла нашу…

– Нет-нет, мама счастлива, Питер. Ты ей всегда нравился.

Я благоразумно скрыл усмешку.

– Тогда что же? Устала от танцев?

– Да нет, все сложнее.

– Так объясни!

– Не знаю, как сказать…

– Ну хоть попробуй.

Синтия отвернулась, теребя на столе бумаги, помолчала.

– Тревожно мне, Питер, – вздохнула она. – Ты такой рыцарь, великодушный, бескорыстный… прямо Дон Кихот. А вдруг ты берешь меня замуж только из жалости?.. Нет, молчи, позволь мне высказать, что у меня на душе… Мы знакомы уже два года, ты все обо мне знаешь – как я несчастлива дома… с матерью. Не для того ли ты женишься, чтобы вызволить меня оттуда?

– Дорогая моя!..

– Ты не ответил на вопрос.

– Ответил две минуты назад, когда ты спрашивала…

– Ты меня на самом деле любишь?

– Да.

Синтия наконец повернулась и так пристально заглянула мне в глаза, что я даже вздрогнул. Однако ее слова поразили меня еще больше:

– Питер, ты любишь меня так же сильно, как любил Одри Блейк?

Мой разум метался, силясь припомнить, когда и по какому поводу я упомянул при ней Одри. Я был уверен, что никогда и никому, вообще!

У любого, даже у самого рассудительного человека найдется в душе капелька суеверий. Я не особо рассудителен, и у меня их не одна капелька. Силы небесные! Казалось, в ту минуту, когда я сделал Синтии предложение, призрак Одри возвратился в мою жизнь.

– Боже мой! – воскликнул я. – Откуда ты знаешь про Одри?

Синтия вновь отвернулась.

– Похоже, это имя сильно на тебя действует, – тихо проговорила она.

– Любой старый солдат скажет, – хмыкнул я, немного придя в себя, – что зажившая рана напоминает о себе еще долго.

– Даже если полностью зажила?

– Даже если едва помнишь, по какой глупости ее получил.

Синтия молчала.

– Как ты узнала… про Одри?

– Когда мы только познакомились… или вскоре после того я болтала с твоим приятелем, и он сказал, что ты обручился с некой Одри Блейк. Он собирался быть твоим шафером, но ты написал ему, что свадьба отменяется… а потом исчез на целых три года.

– Да… так и случилось.

– Выходит, роман у тебя был серьезный… Я хочу сказать, из тех, что легко не забываются.

Я вымученно улыбнулся, получилось неважно. Обсуждение Одри и впрямь сильно действовало на нервы.

– Забыть едва ли возможно, – пожал я плечами, – разве что память совсем никудышная.

– Я не о том. Ты знаешь, что я имею в виду.

– Да.

Синтия шагнула ко мне, взяла за плечи и заглянула в глаза.

– Питер, ты можешь честно сказать, что забыл ее, – в том самом смысле?

– Да.

На меня вновь нахлынуло странное чувство, будто я бросаю вызов самому себе.

– Она точно не стоит между нами?

– Нет! – выговорил я с усилием, словно что-то внутри пыталось меня удержать.

– Питер!.. – просияла Синтия и потянулась ко мне.

Я обнял ее, но она тут же отпрянула с легким смешком.

Выражение ее лица вдруг переменилось. Казалось, минуту назад мне смотрела испытующе в глаза совсем другая девушка.

– Ого, какой ты мощный, чуть