Этот мягкий голос, в сочетании с совершенно не мягким взглядом, буквально рубит меня, взрослую, серьезную женщину, с ног.

Если бы он так умел тогда, в свои двадцать три… Хотя, наверняка, тогда ему этого не требовалось.

Достаточно было просто улыбки. И взгляда.

Да и сейчас тоже… Можно не напрягаться, да.

– В самом деле? – язвлю я из последних сил, суетливо перебирая ворот халата, осознавая, что выдаю этим себя по полной программе… Но, черт! Я же тоже живая! И я с ним сексом практически каждую ночь занималась все эти десять лет!

Во сне.

Чему удивляться, что с ума схожу?

Тут, скорее, надо удивляться, что еще не запрыгнула на него… Не обняла, не позволила этим сильным рукам распахнуть ворот халата, не пустила наглые губы путешествовать по разгоряченной, болезненно чувствительной коже…

Ох… Ладка, держись. Просто держись, дурочка…

– Да… Я понимаю вашу враждебность… Но, Лада Леонидовна… Вы же должны меня понять… Вы – невероятно привлекательная женщина… Я не смог устоять…

Он говорит это все, голос течет сладко-сладко… А сам продвигается ко мне!

Незаметно, по чуть-чуть, но как-то настолько шустро, что я успеваю моргнуть пару раз – и вот они!

Войска противника под твоими стенами!

Обманный маневр! Окружение!

И от близости голову дурманит, кружит, кровь в ушах бьется, уговаривая сдаться на милость завоевателя! Сладкое, такое сладкое поражение…

Искушение…

Чертов соблазнитель! Ничего не делает! Просто стоит, даже не касается! А я уже… Готова.

Еще чуть-чуть – и ключи от города вынесу, честное слово!

– Вы , должно быть, привыкли к тому, что вами восхищаются, Лллаадааа Ллеонидовнааа, – он упирает руку прямо возле моего лица, дополнительно бомбардируя невероятно чувственной хрипотцой в голосе, и одновременно окружая по всем правилам боевого искусства…

Еще немного… И все. Войска войдут в полностью порабощенный город…

Ко всеобщему удовольствию всех сторон.

Временному удовольствию.

Потому что потом, когда из поверженного города будут выкачаны все ресурсы, завоеватель пойдет дальше. У него позади руины таких же доверчивых городов.

А впереди – множество, требующих его внимания.

Он пойдет, полностью удовлетворенный.

А город останется. Разрушенный и раздавленный. И опять будет себя собирать по камешку.

А городу, вообще-то, нельзя!

У города есть маленький , но очень гордый городок, который полностью от него зависит! И нельзя руины, нельзя!

– Говорили.

Оборвать получается резко. Я собой довольна. А еще больше довольна тем, что сумела как-то вывернуться и ускользнуть от уже склонившегося, практически прижавшего меня к стене, завоевателя.

Он настолько не ожидает маневра, что целую секунду не оборачивается, тупо пялясь в стену, где только что было мое лицо.

Я за эту секунду успеваю провести перегруппировку своих войск.

Выпрямляюсь, плотнее запахиваю халат.

Смотрю серьезно и злобно, сощурив глаза.

Злость дает силы. Злость, ярость, ненависть даже. И ревность.

Потому что ухватки эти записного ловеласа, эта хрипотца, этот взгляд… Все это настолько не похоже на него, моего ангела-хранителя, настолько дико, что мне кажется, будто в тело любимого человека подселили пришельца. Нечто чужеродное.

Ужасное.

И эта нечисть причудливо переплелась с моим пожарным, обвила его щупальцами... И сделала еще сильнее, еще привлекательнее. Еще безжалостней.

Чужим сделала.

А, раз чужой, нечего ему ключ о города нести.

– Вы зачем пришли, Петр Григорьевич? Если за продолжением, то зря. Я не намерена изменять супругу.

– У вас нет супруга, – перебивает меня захватчик, внимательно и совсем не раздраженно изучая красные пятна, покрывшие шею.

Черт! Справиться с собой легче, чем со своей реакцией на него!

Но я – это не мое тело. Глупо давать управление биохимической машине.

– У меня есть любимый человек, – парирую я, спокойно присаживаясь на стул и закидывая ногу на ногу, – мы считаем друг друга мужем и женой. Штамп в паспорте – условность в наше время.

– Вот как? То есть то, что происходило недавно в кабинете, вполне допустимо для замужней женщины?

А вот тут он начинает злиться. Крылья носа подрагивают. Едва заметно, но все же…

Я же, глядя на это, наоборот, успокаиваюсь.

Только в глубине души что-то колет. Остро так. Мучительно.

Пожарный мой, ангел-хранитель… Как же так?

– В кабинете вашем, Петр Григорьевич, произошло недоразумение. Досадное. И глупое. Которое больше не повторится.

– Вы так в этом уверены, Лада Леонидовна?

Он неожиданно шагает, нависая надо мной своим массивным телом. Это выглядит резко и очень угрожающе.

А еще… Возбуждает. Черт! Лада!

– Знаете, Лада Леонидовна… – его голос опять тянется патокой, завоеватель наклоняется ниже, шепчет интимно в ухо, задевая губами край ушной раковины. Я еле сдерживаю дрожь.

Держись, Ладаааа…

– Я более чем уверен, что это не было досадным недоразумением… Я, наоборот, думаю, что это было закономерностью… Логичной. Правильной.

– Вы… Не правы… – звуки выходят из моего рта с таким скрипом, что сама пугаюсь.

– Я… – вдыхает он жарко, и кожа горит от его дыхания, плавится, – прав. И я вам это докажу, Лада Леонидовна.

– Нет… – я все еще сопротивляюсь. Напряженная, как струна, отчетливо понимая, что, если сейчас он захочет проверить правильность своих наблюдений, я…

Что я смогу сделать? Ничего. Совершенно. Я в его власти. Достаточно чуть-чуть надавить. Совсем немного.

– Да…

Он секунду еще жарко дышит мне в шею, словно раздумывает, как поступить.

Я сижу каменно. И, кажется, даже воздух не поступает в легкие.

Петр резко поднимается и идет к двери.

Я ошарашенно смотрю вслед.

Атака захлебнулась? Противник отступает?

– До завтра, Лада Леонидовна, – спокойно прощается он. Напоследок смотрит на меня долгим обещающим взглядом и выходит за дверь.

Я, кажется, только полминуты спустя начинаю дышать.

Смотрю на цветы на столе. Ворох разноцветных, пушистых нежностей.

Нет, Лада, нет.

Противник не отступил.